Горькие лимоны - Лоуренс Даррелл Страница 13

— Умнее всех прочих, — повторил я. — Настолько, что у людей недалеких это вызывает зависть.

Он не спешил соглашаться с моими словами или опровергать их. Он просто сидел и разглядывал меня, как разглядывают какое-нибудь механическое устройство, не совсем понимая, для чего оно предназначено. Но выражение глаз почти неуловимо изменилось, в них зародился намек — всего лишь едва различимый намек на восхищение.

— Я пришел сюда, — продолжил я, уже вполне уверенный в том, что с английским у него все в порядке, поскольку до сей поры он, судя по выражению лица, улавливал смысл каждого сказанного мною слова, — я пришел сюда не для того, чтобы сделать вам деловое предложение, а для того, чтобы просить вас о помощи. Денег на мне не сделаешь. Но позвольте воспользоваться вашими талантами и вашим опытом. Я пытаюсь подыскать себе дом в деревне, и чем дешевле, тем лучше, чтобы поселиться в нем на год или на два — а может, и навсегда, если мне здесь понравится. Теперь я вижу, что не ошибся; никакой вы не мошенник, вы самый настоящий турецкий джентльмен, и я чувствую, что могу полностью ввериться вашей заботе — если вы согласитесь взять на себя этот труд. Предложить мне вам нечего, за исключением благодарности и дружбы. Я прошу у вас, как у благородного турецкого джентльмена, совета и помощи.

На протяжении всей этой речи цвет лица Сабри претерпевал тончайшие метаморфозы, и когда я закончил, на щеках его играл теплый румянец. Я понял, что могу поздравить себя с блестящей дипломатической победой: я целиком и полностью положился на железный закон гостеприимства, на коем основаны все и всяческие отношения в Леванте — и не проиграл. Более того, едва лине главную роль сыграло волшебное слово «джентльмен»: для Сабри оно означало возможность приобрести в глазах иностранца непривычный, хотя вне всякого сомнения вполне достойный статус, в соответствии с коим он станет выстраивать наши дальнейшие отношения. Одна-единственная удачно произнесенная речь, и я приобрел надежного друга.

Он наклонился ко мне через стол, уже с улыбкой, и мягко, доверительно похлопал меня по руке.

— Ну, конечно, дорогой мой, — произнес он, — конечно.

Затем он внезапно выдвинул челюсть и отдал короткое приказание. Из полутьмы появился босоногий юноша с «кока-колой» на подносе; было ясно, что он все приготовил заранее, повинуясь какому-то не замеченному мною жесту.

— Попей, — тихо сказал Сабри, — и расскажи мне, какой ты хочешь дом.

— Обычный деревенский дом, не современную виллу.

— Далеко?

— Не слишком. Где-нибудь на окрестных холмах.

— Старые дома обычно приходится доводить до ума.

— Если у меня получится купить дешево, я так и сделаю.

— На какую сумму ты рассчитываешь?

— Четыреста фунтов.

Он помрачнел, и его можно было понять, поскольку после войны цены на землю здорово взлетели и продолжали расти примерно теми же темпами вплоть до моего отъезда с острова, когда участки под застройку в центре Никосии шли примерно по той же цене, что участки в центре Вашингтона.

— Дорогой ты мой, — задумчиво проговорил он, поглаживая усы. — Дорогой ты мой.

За стенами полутемного магазина лучи весеннего солнца рассыпались бликами по деревьям, сплошь усыпанным прохладными танжеринами; холодный ветер с привкусом снегов Тавра, турецких гор на другой стороне пролива, шевелил листья пальм.

— Дорогой ты мой, — снова задумчиво повторил Сабри. — Да, конечно, если бы ты хотел купить дом где-нибудь подальше, очень далеко, это было бы легко устроить, но ты, наверно, хочешь жить неподалеку от столицы?

Я кивнул.

— Если у меня кончатся деньги, придется искать работу, а за пределами Никосии я ничего не найду.

Он кивнул.

— Ты хочешь стильный старый дом не слишком далеко от Кирении. — Более удачную формулировку найти было бы трудно. Сабри задумчиво прошелся взад-вперед среди подвальных теней и загасил сигарету о пачку. — Дорогой мой, честно говоря, — сказал он, — это будет зависеть от того, насколько нам повезет. Я знаю, что к чему, но тут уж как повезет. И самое трудное — найти человека, с которым можно иметь дело. Потому что, мой дорогой, на нас сразу накинется все его чертово семейство.

Тогда я еще и понятия не имел, что он имеет в виду. Открытия ждали меня впереди.

— Если какое-то время я не буду давать о себе знать, не беспокойся. Найти для тебя подходящий дом будет непросто, но мне кажется, я смогу тебе помочь. Я буду работать, даже если ты об этом не узнаешь. Ты понял меня, мой дорогой?

И — теплое рукопожатие.

Я пошел обратно к дому Паноса и едва успел дойти до центральной улицы, как из переулка вынырнул Ренос, чистильщик обуви, и взял меня под руку. Он был маленький тщедушный человечек, а глаза… такие обычно пришивают тряпичным куклам.

— Друг мой, — сказал он, — ты был у Сабри.

Без устали шпионить за друзьями и знакомыми — это любимая игра в Средиземноморье, общая, впрочем, для всех человеческих сообществ, где большинство не владеет грамотой и в обыденной жизни преобладают устная традиция и искусство сплетни.

— Да, — подтвердил я.

— Ой. — Он разыграл целую пантомиму: изобразил будто обжег кончики пальцев о раскаленные угли, потом принялся дуть на руки. Это должно было означать: неприятности неизбежны. Я пожал плечами.

— А что делать! — жизнерадостно воскликнул я.

— Ай-ай-ай, — простонал Ренос, прижал ладонь к щеке и принялся горестно качать головой, словно у него вдруг заболел зуб. Но больше не добавил ни слова.

К тому времени как я добрался до дома, Паносу тоже стало известно о моем визите к Сабри — местный телеграф разносит новости мгновенно.

— Ты был у Сабри, — сказал он, как только я пересек восхитительный церковный дворик и уселся с ним рядом, на балконе, лицом к завораживающей голубизне весеннего моря. — Это насчет дома?

Я кивнул.

— Ты правильно сделал, — сказал он. — Я и сам хотел тебе посоветовать то же самое.

— Клито говорит, что он мошенник.

— Чушь. Я давно его знаю, и он ни разу меня не обманывал. Он, конечно, ловкий тип, что вообще-то для турок не характерно: они всю жизнь в полудреме. Но мошенник он ничуть не больший, чем все остальные. Если уж на то пошло, то Клито и сам мошенник. За эту бутылку «ком-мандерии» он взял с меня больше, чем она стоит. Да, кстати, а ты не сказал Сабри, сколько у тебя денег?

— Нет. Я назвал сумму гораздо меньшую, чем у меня есть.

Панос восхищенно прищелкнул языком.

— Я вижу, ты действительно знаешь, как в наших краях делаются дела. От слухов здесь спасенья нет, так что какой бы суммой ты ни располагал, об этом скоро будет знать вся округа. Ты правильно сделал, что занизил цифру.

Я принял из его рук стакан сладкой «коммандерии» и взял с расписного фарфорового блюда маринованный перчик, дети расположившись на солнцепеке, трудились над головоломкой. Церковный сторож, повинуясь внезапному отчаянному порыву, ударил в колокол, и тишина вокруг наполнилась отзвуками эха, будто биением птичьих крыльев.