Семейная реликвия. Месть нерукотворная - Елена Зевелева Страница 13

«А коротышка, в отличие от этих сучар, оказался человеком серьезным, со стержнем от головы до копчика. И ушел он из жизни с достоинством, — подумал Вогез. — Не чета, уж это точно, всем нашим „мозгокрутам“. Не испугался ни матерщины этого придурка Албанца, ни его страшного ора, ни ствола в его руке. Не дрогнул. Поняв, в чем дело, за икону только и волновался, но не за себя. Не встал даже на колени и пощады не просил у озверевшего от собственной пальбы и запаха крови Сереги. Да и злобную, налившуюся краснотой рожу этого идиота напрочь проигнорировал. Успел спокойно, с достоинством перекреститься даже простреленной рукой. А потом заклинал меня уже перед смертью, просил не трогать икону. Обо мне пекся. И еще что-то сказал шепотом. Что же он сказал-то? Никак не могу вспомнить. Проклятый склероз совсем замучил, зараза».

Просидевший большую часть своей жизни в лагерях и тюрьмах огромной страны — шестой части суши — Вогез, видевший за свои пятьдесят девять лет многое, привык высоко ценить подобные поступки и знал настоящую цену таким людям, как ему, во всяком случае, казалось. Потому в душе он искренне жалел священнослужителя, невинно убиенного дебильным Албанцем в силу сложившихся, по сути, форс-мажорных, безвыходных обстоятельств.

«Не будь этого проклятого следователя Шувалова, о котором сообщил полковник Сергеев, нужно было бы помочь семье коротышки, если она у него была. Похоронить бы его со всеми почестями, по-людски», — подумал Вогез. Но, вспомнив прокурорского работника и представив, что тот может выкинуть в этой связи, немедленно отогнал прочь все эти и подобные им мысли, сам немало испугавшись их невероятно.

«Ладно, — сказал он сам себе, — как-нибудь позже, когда все утихнет, вернемся и к этому вопросу. А пока, скорее всего, надо просто залечь на дно. А еще лучше — унести ноги хотя бы ненадолго, на несколько месяцев, подальше от Москвы, за бугор, например в Англию или в Германию ту же: на курорт, скажем, в Баден-Баден, в Гармиш-Партенкирхен, на худой конец — в Санта Крус де Тенерифе или на Гоа. А то как бы не пришлось вообще сматывать удочки или, того хуже, сушить сухари и собирать манатки совсем в дальнюю дорогу. В конце концов, своя жизнь дороже. В такой обстановке не до благородства», — решил он для себя окончательно.

Третья гадость — мысленно вновь вернувшись ко всем неприятностям недавних дней, вспомнил Вогез, нежданно-негаданно проявилась уже в Красноярске. Туда, воспользовавшись дельными советами посетившего его дом Емельки-ювелира, он отправился рейсом «Сибири» показывать и оценивать образец — особо привлекший взор Деда чистой воды сапфир, крупный, с голубиное яйцо, который он так грубо выковырнул пальцами из старинного серебряного оклада.

«Почему именно этот камень мне приглянулся больше других? — прервал он неожиданно ход своих мыслей вопросом. — Нужно немедленно проверить. Возможно, в этом что-то есть. Не зря ведь я тогда же решил, что кроме всех этих ювелиров, которые называют себя почему-то геммологами, нужно будет обязательно показать икону и оценить ее у хорошего искусствоведа, знающего толк в таких делах не меньше тех. Лучше — из Третьяковки. Например, у алкаша Анисовкина. Тот уж точно будет держать язык за зубами и не продаст ни при какой ситуации. Свой в доску мужик, отличный просто, да и в деньгах всегда нуждается», — припомнил Вогез.

За долгие годы привыкший к бесконечным авантюрам и криминальным событиям и происшествиям, Вогез искренне верил своим предчувствиям и не ошибался в них ни разу, будучи к тому же по натуре самым настоящим фаталистом. Поэтому, руководствуясь исключительно шестым чувством, он немедленно достал из правого кармана пиджака мобилу «Нокия» новейшей модификации и набрал свой домашний телефон.

— Слушай, Асмик, — сказал он торопливо взявшей трубку племяннице, жившей в его загородном доме не первый год в ожидании какой-то неясной, для него во всяком случае, давно обещанной его старым корешем Котярой некоей престижной работы на инофирме в качестве то ли переводчицы, то ли секретарши, он так и не понял. — У меня на письменном столе возьми книгу «Семейный гороскоп» и открой главу «Водолей», поняла? Теперь прочти мне срочно, что там сказано в самом начале, какие любимые камни, счастливые и неудачные дни и всякое там другое. В общем, все, что есть. Так. Отлично. Ну теперь давай, читай. Я слушаю тебя внимательно.

— Камни — это гранат, циркон, светлый сапфир, опал, аметист, лазурит. Ты меня слышишь, дядя? Хорошо? Тогда читаю дальше. Цветы — фиалка, мирт, нарцисс. Металл — олово, а вот талисманы твои, дядя, — ключ и икона, — абсолютно без всяких интонаций в голосе, почти монотонно пробубнила племянница. — Еще читать или хватит и этого?

— Я так и думал. Но этого, Асмик, совсем не хватит. Прочти-ка, дорогая моя, еще благоприятные и неблагоприятные числа и дни. Там есть все это в книжке. Поняла?

— Вот они, нашла, читаю. Благоприятные числа: это два, четыре, восемь и дальше все, делящиеся на четыре, понял? А вот дни для тебя счастливые — это среда и суббота. А несчастливый, дядя, только один — воскресенье.

— А сегодня у нас что? Сегодня — воскресенье, не так ли? — не дожидаясь ответа по телефону, спросил Вогез уже у тех, кто был в машине, и отключил одновременно звук мобильника.

— Конечно, забыл, что ли? Полчаса назад меня спрашивал. Воскресенье сегодня, шестнадцатое мая, — вновь, проявив некоторое недовольство в голосе, ответил верзила-охранник.

— Надо же, — продолжал размышления вслух Вогез, — день вроде бы крайне неблагоприятный, а число удачное, дальше некуда. И камень как раз тот, который мне сейчас больше всего нужен. Мой камень. Вот почему он мне больше других и понравился. Вон их сколько по всей иконе разбросано, камней этих старинных. И алмазы, и рубины, и изумруды, и гранаты… А я неспроста, оказывается, глаз положил именно на сапфир. Как чувствовал, мой это камень, и все тут. Вот насчет металла погорячились авторы книжки. Или это ошиблись древние астрологи? Я больше всего золото люблю. Олово, наверное, любят те, кто гробы из них делает, бабки на этом неплохие зарабатывают. Что же касается цветов, так это верно подмечено. Фиалки хоть и простые крестьянские цветы, а я их очень люблю. А вот что такое нарциссы и мирты, даже не знаю. Видел наверняка, но абсолютно не помню, как они выглядят. И насчет талисмана верняк. Ключ от квартиры, где деньги лежат, мне с детства нравится. Дурак не поймет, а я наверняка знаю. И икона, если все до конца пройдет удачно, может стать действительно моим талисманом на всю оставшуюся жизнь. Ну да ладно, поживем, увидим, как говорится. С талисманом очень хорошо, ребята, получается. Даже слишком хорошо.

«Значит — воскресенье, говорится, неблагоприятный день. Наверняка, может быть, так и есть», — подумал Вогез, вспомнив еще раз о своем путешествии в Красноярск.

Он слегка изогнулся влево, чтобы еще разок пощупать лежавший глубоко в правом кармане брюк большой сапфир, ибо провалившись в мягкое сиденье своего «Роллс-ройса», без подобных телодвижений и усилий это сделать было просто невозможно, и, успокоившись от приятного прикосновения к камню, снова вернулся к воспоминаниям последних дней, до предела насыщенных многими неожиданными и в общем-то неприятными для него событиями.