HOHMO SAPIENS. Записки пьющего провинциала - Владимир Глейзер Страница 13

Не могу не указать и на политическую дальнозоркость нашего полководца. В программе вышеописанного морского круиза на бывшем «Адольфе Гитлере» было обязательное посещение сильно засранных рабочими, крестьянами и трудовой интеллигенцией духанов всесоюзного значения — озера Рица с шашлыком на саблях и Голубого озера с купатами на рапирах. Переезжая где-то перед Гантиади из Краснодарского края в солнечную Абхазию Грузинской ССР, автобусная гидша пошутила:

— Пересекаем границу двух братских республик, товарищи!

— А почему не проходим таможню? — строго спросил Тишка.

Так ровно на полвека вперед настоящий в будущем государственный муж и полковник КГБ в отставке, Тишка предсказал никем не ожидаемый, кроме разве что диссидента Амальрика, распад СССР.

Вынужден, как честный бытописатель, коснуться не самой ароматной части исторического завоевания стоянки древних охотников на мамонтов. Как известно, в любом походе уцелевшему воину не обойтись без возвращения. Возвращаться бойцам сексуального фронта было тяжело, мягкое воздействие Марулиной огненной воды переходило в жесткое, пропорционально возлиянию. В частности, нарушались естественная функция мозжечка и координация во времени и пространстве. Если бы не хитроумный проводник Тишка, пути назад экскурсанты бы не нашли. Но… По длинной улице греческого гетто — нашего чудесного обиталища — проходила арычная канализация всей верхней части достопамятного города героев Геленджика. Представляла она забетонированную по бокам траншею без верха, по которой бурным потоком сливалась в сторону ничейного моря вся бытовая грязь. Арык почему-то не вонял. Но это только казалось. Великий «оргиянизатор» не искал в жизни прямых дорог, он шел по ней как ему было удобно. Чтобы не сильно плутать по неосвещенному ночному городу, дойдя до пересекавшего их путь арыка, Тишка продемонстрировал на личном примере находчивость, достойную ходока за три моря. Шерп закатал до колен штаны, взял в руки ботинки, спустился в арык и здраво предложил хмельной братии: «Теперь, никуда не сворачивая, мы попадем через тернии прямо в рай к Маруле!» Что и случилось без каких-либо отклонений от линии партии. Небольшая конфузия случилась только с Фаном: он поскользнулся на говне и в него же пластом упал.

Я проснулся от необычного амбре, когда блудодеи под утро проскользнули в комнату. Но это еще было полбеды. Усталые путешественники привычно разделись, и каждый лег на свое место. Тишка — в мою кроватку. Валетом! И захрапел непробудным сном. Я никогда не спал в сортире и убежал в Марулин палисад. И только терпкий запах инжирового дерева привел меня в чувство.

Преображение в питекантропов и два последующих дня, проведенные с гетерами-неандерталками, сильно подкосили финансовое положение охотников до мамонтятины. Бессоныч, как наиболее чувствительный к перекличке поколений и лорд-хранитель банкнот, уговорил Хила и Фана поскорее исчезнуть с места возможных материально-сексуальных излишеств. И они вяло пошли у него на поводу, тайно купив билеты в общий вагон поезда Новороссийск — Саратов.

Я, Любимая и Тишка остались паломничать в Мекке без друзей, что обидно, и без денег, что нас практически не волновало. Более того, мы решили оттянуться на всю катушку в малом составе. Очевидная бедность нас нисколько не смущала. Вещизмом мы не страдали, а еды вокруг было намного больше ее поглощающих.

«Всё! Поезд ушел, дружно переходим на подножный корм. Рекомендую морковь. Мне она поможет каротином в эмоциональном, а вам, любовникам из Вороны, — в чисто физическом смысле! Если надо, я ради вашей любви пойду на паперть».

Папертей, к счастью для боговерующих, в Геленджике не было, не то Тишка с его зашкаленной коммуникабельностью на добровольных началах обобрал бы всех до нитки.

Сдав в пункт приема стеклотары скопившиеся на нашем лабазе бутылки из-под кефира, мы отправились в дешевую чебуречную добрать недостающие калории. Как вдруг, заре навстречу, с товарищем в борьбе по геленджикскому теренкуру павой проплывает дородная красавица лет пятидесяти под ручку со сморщенным старичком. «Ба! — прошептал я внутреннему Добчинскому. — Да это моя родная тетка Елена Борисовна с мужем, старым большевиком Минчуком!»

— Все свободны, а я занят потребительской коперацией! — сказал я Тишке, а Любимой добавил стихами: «Жди меня, и я вернусь, только очень жди!» — и отправился на опознание.

— Здрасьте, тетя Лена и дядя Гриша, как я рад вас увидеть! — совершенно искренне сказал я курортной паре, которую я узнал и которая меня не узнала по одной и той же причине: последний раз мы виделись лет десять назад. И они за это время, в отличие от меня, не сильно изменились.

— Кто ты, мальчик? — по-учительски вежливо и строго спросила меня тетя, школьный завуч. — И откуда ты знаешь, как нас зовут?

Подробности, устанавливающие мою личность и степень нашего родства, я высыпал в количестве трех коробов, и старый большевик Минчук, как опытный политкаторжанин, первым понял, что он попал на бабки.

Четыре дня я за обе щеки вкушал уже подзабытые горячие яства с семейного стола, сильно сокращая общие с товарищем и Любимой расходы на питание. То, что было возможно, со скатерти-самобранки я довольно нахально тырил и ловко затаривал в небездонные, к несчастью, карманы. Перед отъездом тетка дала мне двадцать пять рублей и написала на листочке адрес своего сына Вальки, летчика-истребителя женщин в городе Ростове-на-Дону и моего дорогого двоюродного брата. Обе бумажки очень нам пригодились. Одна сразу, другая потом.

Узнав о месторасположении Валькиной воинской части и будучи уверенным, что яблочко от плодоносящей яблони далеко не падает, Тишка сразу же предложил добраться автобусом до близлежащего Ростова, позаимствовать у капитана ВВС часть его баснословного денежного довольствия и поехать в Саратов на пароходе через Волго-Донской канал.

— Одно дело — курить в заплеванном вагоне, а другое — на маленьком, может быть, даже двухколесном пароходике типа «Адик Гитлерюгенд» водной артерией пересечь необъятные просторы нашей социалистической Родины! — пять минут уговаривал нас наш Мефистофель.

К вечеру следующего дня мы были на ростовском вокзале. Но тут случилась закавыка: у Любимой неожиданно подскочила температура выше градусника, и она по состоянию здоровья не могла передвигаться даже ползком. Временное пристанище Тишка организовал незамедлительно — мы устроили Любимую на ночлег в свободную короткую кроватку в привокзальной комнате матери и ребенка, а сами взяли такси и поехали в воинскую часть к предполагаемому богатому гусару.

Череда невезений продолжалась. Мало того, что военный городок располагался у черта на куличках, и шофер (видимо, глухонемой) не поддался на уговоры и содрал с нас непомерную плату, — главный конфуз ждал нас на месте своего назначения. Военный летчик радостно встретил нас в два часа ночи в семейных трусах без погон и без копейки денег! «Понимаешь, Вовка, прямо вчера Люська съехала, типа в развод, и кроме форменной одежки ничего в доме не оставила. Хотя вру, пузырек в заначке у меня завалялся!»

Ничего лишнего и насущного не говоря, мы распили бутылку водки, привычно поспали часок валетом на диване без простыней и одеяла, приехали в комнату матери и ребенка, забрали оттуда пришедшую, к счастью, в сознание Любимую, без билетов сели в проходивший поезд и бесславно уехали на историческую родину.