Трансплантация - Алексей Козырев Страница 13

К алкоголю Денис был равнодушен, но поддержать хорошую, добрую компанию никогда не отказывался. Он полагал, так у них издавна в роду было принято. Отец Дениса и, насколько он помнил, дед, хотя и очень любили принимать гостей и устраивать званые вечеринки по любому подходящему поводу, на которых не пропускали ни одного тоста, тем не менее, никогда не теряли контроля над собой, становились весёлыми, остроумными и улыбчивыми, но пьяными не были никогда. — Если человек не пьёт, значит, он не доверяет самому себе, — любил повторять дед, разливая уважаемую им «Столичную» по рюмкам. — Водочка льётся — человек смеётся! — добавлял он обычно уже менее философское и очень заразительно смеялся. Лишь один раз Денис видел их по-настоящему пьяными, пьяными до полусмерти, лежащими в тёмных костюмах с тёмными галстуками на диване, а рядом на столике в траурной рамке стояла фотокарточка мамы Дениса. Отец потом долго не мог себе простить, что оставил сына одного в эти тяжёлые минуты, и после похорон мамы ровно год не пил вообще, даже пиво.

Денис же поклялся себе не напиваться ещё в первом классе, когда во время зимних каникул отец впервые взял его с собой в командировку в Москву.

Ехали «Красной стрелой» в шикарном двухместном купе, и, хотя было поздно и есть не хотелось вовсе, отец, дабы окончательно поразить сына, повёл Дениса ужинать в вагон-ресторан. Усевшись за столик, отец сразу уткнулся своими толстенными очками в меню (у него уже тогда было плохо со зрением), а Денис обратил внимание на весёлую и несколько необычную компанию напротив их с отцом столика. Чуть позже, услышав английскую речь, он понял: это иностранцы. Центром их внимания был красивый молодой человек, русский, по всей видимости, переводчик. Они называли его Димой. Одет Дима был в изящный серый костюм, рубашку какого-то особого светло-стального цвета, точь-в-точь как прядь седины в его ухоженных волосах, вместо галстука — синяя бабочка.

Все иностранцы с восторгом и трепетом слушали переводчика, весело хохотали над его шутками, чуть ли не с любовью смотрели в его большие голубые глаза. Курил он тонкие, с золотистым ободком сигареты и умудрялся успевать что-то очень интересное рассказывать сидящим за столиком иностранцам, и разливать женщинам шампанское, и говорить с официантом, и давать всем желающим прикурить от своей маленькой блестящей зажигалки, которая одновременно с огнём наигрывала мелодию песенки «Чижик-пыжик», что также вызывало бурную радость компании.

В этот момент Денис твёрдо и бесповоротно решил, что непременно станет переводчиком, и если у него будет когда-нибудь сын, то назовёт его только Димой, и что вместо галстуков всю жизнь будет носить только синие бабочки. В этих своих мыслях Денис ещё более укрепился, когда Дима неожиданно ему дружески подмигнул.

Время в Москве пролетело мгновенно, и вот, полные впечатлений, нагруженные сувенирами папа с сыном опять оказались в купе «Красной стрелы», несущей их уже в обратном направлении — в Ленинград.

На этот раз в суете последнего дня они просто не успели пообедать и поэтому пошли в вагон-ресторан, просто чтобы не умереть с голоду.

Ресторан был переполнен. После получасового ожидания им предложили два места за крайним столиком около холодного тамбура. Именно здесь Денису меньше всего хотелось садиться. Уж больно неприглядную картину представлял собой сосед — типичный забулдыга в грязном, заляпанном пятнами костюме, с опухшим лицом и прищуренными пьяными глазками. Хотя казалось, что в него уже просто ничего не влезет, тем не менее, громко икая и давясь, он цедил из стакана тёмную тягучую жидкость, частично размазывая ее по грязной рубашке и пиджаку.

Лишь предупреждение официанта, что горячее заканчивается через десять минут, заставило их примоститься с краю этого столика.

Самое худшее, чего Денис и опасался, началось практически сразу. Алкаш, заикаясь и дыша ему прямо в лицо перегаром, начал расспрашивать, как Дениса зовут, сколько ему лет, в каком классе и как он учится, слушается ли маму и папу, как относится к девчонкам… Алкаш практически не закрывал рта и отвязывался от Дениса только на время засасывания в себя очередной порции портвейна.

Денис его прямо-таки возненавидел и, наспех дожевав котлету, вздохнул с облегчением, когда настала пора уходить. Алкаш, явно расстроенный их спешным уходом, долго возился в кармане и, наконец, достав из него зажигалку, протянул Денису.

— Это тебе сувенир на память. Гуд бай, — заикаясь, пролепетал он и нажал на кнопку зажигалки.

И только потом, после первых звуков «Чижика-пыжика», Денис начал узнавать синюю, заляпанную томатным соусом бабочку, прядь седины в грязных, нечёсаных волосах и проглядывающую сквозь красные распухшие веки голубизну глаз.

Именно тогда Денис твердо решил, что никогда не будет переводчиком, что лучше пусть у него будет дочка, а если уж сын, то назовёт его только не Димой, что никогда не будет носить бабочек. И что никогда не будет напиваться.

И вот прошло с той поры почти тридцать лет. Денис действительно не стал переводчиком, хотя английским владеет в совершенстве. Пятнадцать лет назад родилась всё же не дочка, а сын, но он ни разу не сожалел об этом — Влад рос прекрасным, честным, добрым и одаренным парнем. Правда, в отличие от отца, стал немного покуривать, но так как делал он это в открытую и понемногу, то Денис особо и не возражал.

И за все свои неполные тридцать семь Денис, и вправду, ни разу не напился. Но вот сегодня, кажется, он впервые напьётся по-настоящему, как говорится, до чёртиков. Заглушить полученный удар, пожалуй, больше и нечем.

Он достал из холодильника бутылку «Столичной», налил полный до краёв стакан и одним залпом опрокинул в себя. Сразу налил второй и вновь одним глотком осушил. Мгновенно по телу начало разливаться приятное расслабляющее тепло, покраснело лицо, стало жарко. Денис снял пиджак, расслабил узел галстука — он, естественно, никогда не носил бабочек, расстегнул верхнюю пуговицу рубашки, прилёг на диван. Закрыв глаза, стал терпеливо ожидать прихода так необходимого ему сейчас состояния туманной сонной прострации, полного отключения от мрачной реальности.

Но вместо этого голова становилась с каждой минутой яснее и яснее, память начала прокручивать всё произошедшее за последнее время, а разум методично и целенаправленно искал варианты спасения. Удивлённый и полный решимости, Денис энергично поднялся с дивана и прошёл в ванную, отпихнув ногой попавшийся по дороге стул, да так, что тот, ударившись об стену, развалился на части.