Stories, или Истории, которые мы можем рассказать - Тони Парсонс Страница 13

— Ну, это он начал ее без тебя, — отрезал Кевин Уайт, — Хватит, Леон, скажи лучше, что ты делаешь для нашей общей пользы?

У Леона вытянулась физиономия. Рэй знал — они всегда говорили это, когда хотели спустить тебя с небес на землю. «А что ты делаешь для нас?»

— Ну, прежде всего, я работаю над сюжетом о бунте. Я вот подумал, можно озаглавить ее «Преданные последователи фашизма». Может быть…

Уайт бросил взгляд на клочок бумаги на столе.

— Лени и «Рифенштальз» играют сегодня в «Рыжей корове». Напиши к утру отзыв — восемьсот слов.

— Итак, пятьсот слов на борьбу против фашизма и восемьсот — на Лени и «Рифенштальз». — Леон кивнул. — А они ведь тусуются в клубах в нашивках с изображением свастики. Нормально!

— Мы как-никак о музыке пишем, Леон.

Леон рассмеялся.

— Точно. Мы тут плюшками балуемся, а там… гори все синим пламенем!

— Хороший журналист хорошо пишет обо всем. Видел статью своего отца в утреннем номере? — спросил Леона Уайт. — Сюжет о «тресковой войне» — что может быть более скучным, чем «тресковая война»?

— Я не видел, — сказал Рэй.

Его мысли все еще были всецело заняты Джоном Ленноном. Он знал, что отец Леона ведет рубрику в либеральной широкополосной газете. Он был одним из тех немногих журналистов с Флит-стрит, которых читали и уважали в «Газете».

— Там говорится о закате Британии как колониальной державы. О том, как люди воевали за свободу. А теперь мы воюем за рыбу. Гениально. — Уайт покачал головой. — Гениально. Передай ему, что мне очень понравилось, ладно?

— Не так это просто. — Леон попятился к двери.

— Почему же?

— Я не разговариваю с отцом.

На мгновение в кабинете воцарилась тишина. Леон поймал взгляд Рэя и отвел глаза.

— О, — сказал Уайт. — Ну ясно.

Леон вышел и закрыл за собой дверь. Рэй вдруг ощутил на себе взгляд редактора. — Итак. Сможешь найти нам Джона Леннона?

Рэй почувствовал, как на его лице выступают капли пота.

— Найти Леннона? Кому мне звонить? Как я его найду?

Уайт усмехнулся.

— Никому звонить не надо. Некому звонить! Ни пресс-атташе, ни публицисты — никто тебе не поможет. Это частная поездка. Ты просто пойдешь и найдешь его. А потом поговоришь с ним. Как настоящий взрослый репортер. Как настоящий журналист. Как отец Леона. Вот так. Сможешь?

Рэю столько всего хотелось сказать Джону Леннону, что он сомневался, сможет ли вообще хоть слово произнести. Даже если ему и удастся отыскать его среди десяти миллионов душ в лучах заката.

— Не знаю, — честно ответил он.

— Если найдешь его, — у редактора участилось дыхание, его инстинкты проснулись, — мы поместим его на обложку. Эксклюзивный репортаж — интервью с Джоном!

— А как же фото?

— Зачем нам Леннон в таком виде, как сейчас? — Уайт был явно раздражен. — Ему уже под сорок! Нет, возьмем старый снимок из архивов. Леннон в Гамбурге — в кожаной куртке, коротковолосый, худощавый и бледный. Знаешь, как это будет смотреться?

Рэй задумался.

— Как… сейчас.

— Именно! Как в семьдесят седьмом! В точности одна тысяча девятьсот семьдесят седьмой год. Битлы в Гамбурге — это же практически сегодняшний день! Они тогда набирали обороты, знаешь? У меня до сих пор перед глазами обложка газеты: «Очередной подросток в кожаной куртке на пути бог знает куда…»

— Но Леон же сказал, что он завтра уезжает!

Уайт ударил кулаком по столу.

— Брось, Рэй. Ты журналист или фанат сопливый?

Рэй не мог ответить на данный вопрос так сразу.

Он понятия не имел, настоящий ли он журналист и станет ли когда-нибудь таковым. Как это определить? Он и не подозревал, что любовь к музыке выльется в штатную работу. Рэй был подростком, который писал о музыке просто потому, что это было интереснее, чем разносить газеты, да и грузчикам в супермаркетах бесплатные пластинки не давали.

— Я не знаю, кто я.

Но Уайт уже не слушал. Его взгляд был устремлен к выходу из кабинета. По другую сторону стеклянной двери его ждали люди в костюмах. Люди с верхних этажей, управленцы, старые морщинистые козлы в гатстуках, которые годились Рэю в отцы. Время от времени Уайту приходилось улаживать с ними некоторые вопросы. Однажды уборщица нашла мусорную корзину, полную окурков от косяков, и внезапно набежали люди в костюмах — все на грани инфаркта. Но Уайт все уладит. Он был великим редактором. Рэю не хотелось подводить его.

— Я сделаю все, что в моих силах. Но я не знаю, кто я — настоящий журналист или просто человек, который любит музыку.

Кевин Уайт поднялся. Наступато время очной ставки с людьми в костюмах.

— Тебе лучше поскорей это выяснить, — произнес он. Леон ушел. Терри сидел на столе, болтая ногами и листая газету, которую Мисти вручила ему в аэропорту.

— Вот что тебе нужно, Рэй, — сказал он. — Слушай! «Новинка! Жилет Гринго. Надень настоящий жилет Гринго — в новом стиле». Тебе пойдет!

Рэй рухнул на стул и уставился в пространство прямо перед собой. Терри не обратил внимания на то, в каком состоянии его друг. Он не уставал удивляться тому, что объявления в «Газете» всегда ровно на год отставали от жизни. Подростки на улице пытались быть похожими на Джонни Роттена, а модели на рекламных страницах все еще напоминали Джейсона Кинга.

«Хлопковые штаны клеш — пока еще только £2.80… Мокасины — с одним слоем длинной бахромы по верху или тремя прикольными слоями».

Согласно объявлениям, читатели «Газеты» до сих пор носили то же самое, что и все последние десять лет, — джинсы клеш, вязаные пальто, одежду из сетчатой ткани и, однажды и навсегда, футболки со слоганами. Иногда казалось, что без футболок с веселыми слоганами «Газеты» просто не существовало бы.

Я ЗАДУШИЛ ЛИНДУ ЛАВЛЕЙС. ЛОЖИСЬ, МНЕ КАЖЕТСЯ, Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ. СЕКСАПИЛЬНОСТЬ — РАЗДАВАЙ ЩЕДРО. И безвременная классика: две утки-мультяшки, совокупляющиеся в полете, он явно удовлетворен, она — встревожена.

Терри с улыбкой откинулся, оперевшись головой на картинку, которую однажды вырвал из книги в библиотеке и приклеил к стене скотчем, — фотографию Ольги Корбут на мате. После Олимпийских игр в Монреале прошлого года многие люди отдали свои симпатии румынке Наде Команечи, но Терри оставался предан Ольге.

У каждого из них был собственный участок стены над столом с печатной машинкой — обтекаемой «Оливетти Валентайн» из красного литого пластика. У себя на стене Терри развесил фотографии музыкальных коллективов и красивых девушек — глянцевые снимки «Нью-Йорк доллз», «Клэш» и «Секс пистолз» плюс изображения Дебби Харри в черном мини-платье, Джейн Фонды и Ольги Корбут.

Стена Леона являла собой куда более артистичное зрелище — нижний слой из снимков любимых групп был уже почти невидим за вырезанными из газет заголовками, которые в свою очередь были скрыты за еще одним слоем — из новостных сообщений и рекламных слоганов. Фирменную глянцевую фотографию «Баззкокс» по диагонали пересекал заголовок о смерти Мао Цзэдуна, а пожелтевшее изображение гроба генерала Франко из «Таймс» было дополнено очерком о новом сингле «Онли Уанз». А когда Рэй крутанул свое кресло и полез в ящик стола за диктофоном, с его собственной стены за ним пристально следили многочисленные версии Джона Леннона.