Любовь анфас (сборник) - Лана Барсукова Страница 12

Грех не влюбиться, и не многие женщины брали на себя этот грех. Большинство дам, с кем он начинал регулярно общаться, рано или поздно понимали, что пропали. В зависимости от поэтичности натуры одни считали, что встретили Любовь с большой буквы, другие – что нашли любовь до гроба. Гурин умел встряхнуть их так, что вывернутые наизнанку дамы начинали писать стихи, рисовать картины, хотя прежде ничто не предвещало такого отчаянного броска в прекрасное. Кто-то ограничивался вышиванием крестиком, но обязательно алых маков. Кто-то выжигал по дереву, но непременно романтические пейзажи. Мужья хвалились успехами жен и носили на работу не банальные пирожки, а художественные произведения. В общем, всем было хорошо: Артемию, дамам, мужьям. Внакладе оказывалось только искусство, но оно и не такое терпело.

Женщин на пути Артемия Гурина было так много, что он достиг известного профессионализма в обращении с ними. Отточил мастерство до состояния «продвинутый пользователь». Главное в этом деле – определить типаж, остальное было делом техники.

По большому счету женщины делились у него на три типа, вроде трех категорий в системе общественного питания: простые столовые, диетические и рестораны. Аналогом столовых были просто «бабы» – теплые, мягкие, шумные, понятные, с большим диапазоном желаний, одновременно хотели всю себя отдать и всего его получить. Такую смесь жертвенности и захватничества Гурин не переносил. Это не значит, что он отказывался от них. Но здесь надо было держать ухо востро, чутко отслеживать ситуацию, вовремя нажать на стоп-кран в виде предложения остаться друзьями. Чтобы все прошло гладко, достаточно было, понизив голос до интимных ноток, тихо сказать: «Я думаю, что именно с тобой мы можем дружить долгие годы. Пока я тебе не надоем». Намек на ее исключительность работал безотказно, потому что все «бабы» в глубине души знали, что таких, как они, – косой коси. В каждом учреждении своя столовая.

Другой тип, более безопасный, но мало бодрящий, был представлен «соратницами», подобием диетической кухни. «Соратницы» видели в нем великого ученого, великого администратора или просто великого. Они служили самозабвенно, смотрели преданно, страховали надежно, ничего не прося взамен. Ну разве что чуточку любви великого человека. Отдавали ему годы, силы, красоту. Гурин подыгрывал им, жалуясь на усталость, на зависть коллег, на косность журнальных редакторов, на запаздывание отечественной науки, которую он без устали толкает вдогонку Западу. Он служил прогрессу, а «соратницы» служили ему, и это был долгоиграющий сценарий. Конечно, он понимал, что блефует, знал, что как ученый стоит меньше, чем шторы в его кабинете, но охотно играл роль кумира. Как говорится, по многочисленным заявкам.

Наконец, были женщины-праздники. На повседневку они не годились, а эпизодически, по настроению были великолепны. Как рестораны, которые можно возненавидеть при регулярном посещении. Такие женщины даже одевались иначе – более ярко, броско, блестяще. Они все время как будто соскальзывали в смех, любили демонстрировать свою связь с богемой, много говорили о своей лояльности к многоженству и внебрачным детям, о перерождении института семьи. Правда, они открутили бы голову мужу, посмотри он в сторону или попытайся пойти налево. Или направо. Все равно бы открутили. Такие женщины были абсолютно безопасны, что добавляло им прелести. Они были смелыми в суждениях и очень осторожными в поступках, это резко отличало их от «баб», которые вполне могли создать аварийную ситуацию в его жизни. И Артемию такие праздничные женщины очень нравились, но изредка, когда есть повод и желание сделать себе подарок. Как в ресторан сходить.

Артемий Гурин давно понял, что все проблемы с женщинами возникают оттого, что их вводят в жизнь последовательно. На смену одной ведут другую, которая вновь доказывает, что идеалов не бывает. Более удачным вариантом он считал параллельное подключение. Устал от громадья дел – свалил его на «соратницу», отоспался с нормальной «бабой» и со свежей головой провел чудесный вечер с женщиной-праздником. А потом возвратился к жене. Это уже совсем другая история. Жена была вне категорий, она партнер по созданию семьи – самого важного бизнеса его жизни. Там дети, недвижимость, родственники, банковские карточки, совместные отпуска. Словом, неприкосновенный запас его жизни, точка опоры.

В попытке все классифицировать и систематизировать был виден научный подход. Просто так профессорами не становятся. Правда, Артемий Гурин неверно понимал причину своей неотразимости. Он приписывал это своему остроумию, чем льстил себе. А ларчик просто открывался. Женщин подкупало в нем сочетание уверенности в себе и какой-то неприкаянности. За его спиной мерещились фригидная жена и семейная драма. Похожий на энергичного Буратино с улыбкой Пьеро Гурин никогда ничего не рассказывал про семью – ни пьяным, ни трезвым. «Неспроста», – думали женщины, примеряя на себя роль Мальвины. Им мерещились пепелища семейного очага, но они ошибались. Просто он исповедовал принцип, что мухи и котлеты должны быть отдельно.

* * *

В очередной раз в актовом зале должна была пройти встреча администрации университета со студентами. Кураторы курсов получили разнарядку заполнить все свободные места, чтобы создать иллюзию горячей заинтересованности студентов в этом мероприятии. Желательно еще поставить студентов в проходах, дескать, аншлаг, даже мест не хватило. Но студенты не понимали важности события, проявляли несознательность. Их сгоняли в актовый зал, а они норовили вырваться на свободу. Было похоже на облаву, как в фильмах про войну. Все выходы были заблокированы. Марина обреченно заняла отведенное ей место. Лениво скользнула взглядом по сцене.

Немного сутулая фигура декана Гурина хорошо смотрелась в центре композиции. Над ним висел внушительных размеров анодированный символ университета. Марина подумала, что если символ рухнет, то на земле будет на одного профессора меньше. Потеря невелика, но все же… А ведь наверняка есть жена, дети… Было скучно. Марина наклонилась к соседке:

– Кто там в центре сидит?

– Здрасьте, приехали! Ты вообще мышей не ловишь? Это же сам Гурин. Профессор, декан и прочие дела.

– Прочие – это какие?

– Ну там разные… Говорят, девки наши по нему сохнут. Специально на его спецкурс записываются. Не знаю, чего находят? Совершенно не в моем вкусе.

Марина посмотрела на жирные волосы соседки, на коротко стриженные ногти и сказала про себя: «Да, вкусы у нас разные». Гурин был в Маринином вкусе. Она решила познакомиться поближе.

Вообще Марина была деятельной натурой, она считала, что лучше сделать неверный ход, чем не сделать ничего. Но ее ход оказался верным. Она рассчитала все до мелочей. Построила мизансцену, при которой не заметить ее будет невозможно.

Лекция была в разгаре, когда раздался стук в дверь:

– Можно войти?

– Входите, только быстро. Неужели не ясно, что вы мешаете? – на автомате, скороговоркой ответил Гурин.

В дверь зашли длинные ноги – первое, что увидел профессор. К ним прилагались молодежный бюст и низкий, с нотками иронии голос:

– Простите, но помешать вам может только обвал потолка.