Навстречу мечте - Люси Кларк Страница 12

Когда Лане стало слишком жарко, она тоже прыгнула с обрыва. Едва ноги оторвались от скалы, как в кровь хлынул адреналин. Вода вспенилась белым, в нос и рот залилась соленая вода, и Лана вынырнула, откашливаясь и смеясь.

Настало время обеда, Шелл сплавала на лодке к яхте и вернулась с огромным пакетом бутербродов, фруктов, привезла холодную воду для питья. В море не было видно ни одного судна, и, если не считать пролетевшего над головами самолета, они были совершенно одни.

Солнце пошло к закату, и все понемногу стали перебираться на яхту, на утесе остались только Жозеф, Аарон и Лана. Жозеф подошел к обрыву, взглянул вниз. Футболку ветром прижало к его телу, и Лана впервые заметила, какой он худой. Лопатки торчали, проступал позвоночник.

– Прыгнешь? – спросил стоявший позади него Аарон.

Не отрывая взгляда от воды, Жозеф пожал плечами.

– Неужели не попробуешь? – Вид у Аарона был хитрый.

Жозеф повернулся к Аарону, встав спиной к обрыву, не спеша затянулся, выпустил дым вверх, бросил окурок и растоптал голой пяткой. Аккуратно положил очки на землю и сделал шаг назад так, что оказался ровно на краю утеса.

– Осторожнее, – сказала Лана.

Жозеф согнулся и резким движением выпрыгнул вверх и назад, прогибаясь всем телом. Он будто скользил сквозь перевернутый мир, расставив руки в стороны. Ветер поднял футболку, обнажив бледный живот. Ближе к воде Жозеф изящно свел руки вместе и пронзил голубую поверхность.

Вода вспенилась белыми пузырьками, а потом он вынырнул на поверхность. Лана от удивления раскрыла рот.

– Да-а-а! – завопил Денни, и его крик эхом отразился от скал. Те, кто был с ним в лагуне, радостно подхватили вопль.

Жозеф какое-то время держался на воде, широко улыбаясь, потом развернулся и спокойно поплыл к яхте.

– Ни хрена себе, – покачал головой Аарон. – Мне это не привиделось?

– Нет, – ухмыльнулась Лана.

Аарон молча подошел к краю и прыгнул, широко расставив руки. На мгновение показалось, что он как будто замер в воздухе, отдавая себя небу. Оказавшись в море, он не вынырнул на поверхность, а сразу поплыл дальше в сторону яхты – очертания темного тела были видны сквозь прозрачную воду.

Лана подняла очки Жозефа и собрала свои вещи. Перед тем как спуститься с утеса, она подошла к краю и посмотрела, как вся команда направляется к яхте – и Жозеф плывет посередине.

Стоя у обрыва, Лана вдруг почувствовала, что эти золотые деньки не могут длиться вечно. Очень захотелось нажать на паузу, остановить жизнь на этом моменте и крепко держаться за него.

Позже команда собралась в кубрике, в помещении мерцали свечи. По заливу расходились небольшие волны, качающие яхту. Выдался редкий, почти идеальный вечер, когда беседа легко переходила от одной темы к другой, а над темными водами разносился смех.

Жозеф снова сидел в одиночестве на носу яхты и писал что-то в записной книжке, подсвечивая себе налобным фонариком. Лана взяла свою бутылку пива и подошла к нему.

– Можно присоединиться?

Он обернулся, и луч от фонарика скользнул по ее лицу. Она сощурилась, прикрыла глаза рукой.

– Конечно. – Жозеф выключил фонарь, закрыл записную книжку и убрал ее в нагрудный карман рубашки.

– Впечатляющий был прыжок. – Лана присела рядом. – Где ты так научился?

– В Париже. Давным-давно занимался прыжками в воду, прыгал с вышки.

– А сейчас занимаешься?

– Нет. Сейчас нет.

Они сидели молча, сюда доносился шум голосов и смех остальных. Лану не беспокоило отсутствие слов, дома она к этому привыкла.

Что-то притягивало Лану к Жозефу – может, она чувствовала его отстраненность от остальной команды, знала, каково это – быть изгоем. Если бы не Китти, ее подростковые годы прошли бы в полном одиночестве.

В тусклом свете луны верхушки волн отсвечивали серебристым. Помолчав еще немного, Лана спросила:

– Можно поинтересоваться, что ты там пишешь?

Задумавшись, Жозеф ответил:

– Стихи.

– Стихи о том, что видишь, или о том, что чувствуешь?

Теперь он внимательно посмотрел на Лану.

– Хороший вопрос.

Жозеф достал из кармана шорт баночку табака и сигаретную бумагу. Проворными движениями длинных пальцев ровно завернул табак.

– Я пишу о том, что чувствую. – Лана кивнула. – А тебя я иногда вижу с блокнотом. Рисуешь?

– Да. В основном делаю наброски. Тут столько всего хочется нарисовать.

Жозеф закурил и медленно затянулся.

– Значит, тебе нравится на яхте?

– Еще как. Нам повезло.

– В путешествии по морю чувствуется свобода, да? – Жозеф затянулся и протянул ей самокрутку. Хотя после университета Лана бросила курить, порой она не отказывалась.

– Спасибо. – Она сделала затяжку, в голову приятно ударил никотин.

– Кого бросила дома? – спросил Жозеф.

Возвращая самокрутку, Лана ответила:

– Только отца.

Лана представила его: сидит в своем кресле с газетой, разгадывает кроссворд, на нем потертые зеленые брюки и мятая рубашка. Удивительно: подумав о том, как одинока и однообразна жизнь отца, она почувствовала жалость. Его хоть кто-нибудь навещает?

– А ты?

Жозеф засмеялся, но в его смехе Лана уловила странные, грустные нотки.

– У меня никого нет.

– А родные?

– Никого.

– Совсем никого?

Он резко покачал головой.

– Мама и папа умерли. Год назад.

– Ох, прости. Могу я спросить, что случилось?

В лунном свете было заметно, как Жозеф помрачнел.

– Они погибли в пожаре.

– Мне жаль, – искренне посочувствовала Лана. Денни ведь рассказывал, что они подобрали Жозефа на безлюдном филиппинском пляже, где он спал под открытым небом. Он, наверное, с ума сходил от горя. – Поэтому ты и уехал из Франции? И приехал сюда?

Жозеф медленно кивнул, не отрывая взгляд от моря.

– У меня были кое-какие сбережения, так что я мог отправиться куда угодно. Иногда лучше уехать, правда?

– Правда, – согласилась Лана.

Она отправилась спать в полночь: разделась до белья, но на верхней койке все равно изнывала от духоты, кожа была липкой от солнцезащитного крема и соли. Вот бы между койкой и потолком было побольше места, чтобы сесть и выпрямиться. Иллюминатор открывался всего на пару сантиметров, свежий воздух почти не проникал внутрь. По ложбинке на груди скатилась капля пота.

Тихий плеск волн о борт яхты никак не мог успокоить мысли, они все возвращались к отцу. С тех пор, как Лана оказалась на «Лазурной», жизнь стала такой насыщенной, что она часами не думала о нем, хотя ночью часто перебирала в голове детские воспоминания, пытаясь найти трещины, сквозь которые виднелась ложь.