Взорвать "Аврору" - Вячеслав Бондаренко Страница 12

– Товарищ Залкинд?.. Это Скребцова. Зайдите ко мне, пожалуйста. – Она положила трубку и тут же набрала другой номер: – Оперативный отдел? Ал-лё… Спите там, что ли?.. Это Скребцова беспокоит. Выясните мне график и подробности прибытия крейсера «Аврора» в Ленинград 6 ноября… в смысле сегодня утром… Когда именно прибывает? Я не знаю, когда прибывает, это вы выясните и мне доложите! Всего хорошего. – Девушка снова положила трубку и вновь набрала телефонный номер. – Товарищ Карпов? Вышел?..

Раздался короткий стук в дверь. На пороге кабинета появился высокий подтянутый мужчина лет тридцати трех, с бравыми русыми усами и форме ГПУ с двумя «кубарями» в петлицах. Он дружески кивнул присутствующим. Скребцова, увидев вошедшего, улыбнулась.

– Женя?… Я тебе звоню, а мне говорят – вышел.

– А мне только что Мессинг звонит и говорит – зайди к Скребцовой, дело есть.

Девушка устало кивнула.

– В общем, ничего сложного. Сегодня надо будет взять одного интуриста.

– Надо будет – возьмем, – усмехнулся Карпов. – А что за интурист?

Скребцова молча протянула ему снимок. Чекист бегло взглянул на него.

– Офицерик? – спросил он без особого интереса.

– «Аврору» едет взрывать, – кивнула девушка.

Брови Карпова иронически подпрыгнули:

– Ого! А чего ж не Медного всадника?

– 7-го на «Авроре» будут товарищи Сталин, Ворошилов и Киров, – сухо пояснила девушка.

Лицо Карпова стало серьезным.

– Понятное дело. Берем накануне?

На столе зазвонил телефон. Беря трубку, девушка кивнула.

– Скребцова. Слушаю, оперативный отдел… Когда? – Она пошарила по столу в поисках карандаша. – Сейчас, возьму записать. Значит, сегодня в восемь утра входит в Неву, в восемь десять бросает якорь у моста Лейтенанта Шмидта, потом идет к Республиканскому мосту. Записала. С девяти ноль ноль начинается открытый доступ всех желающих. До двадцати ноль ноль, поняла. Экскурсия будет там или так, ходите и сами смотрите? Что значит «Не знаю»? Вы вообще в курсе, что в ГПУ нет такого ответа – «Не знаю»?.. Есть два ответа: «Пока не установлено» и «Сейчас выясню»! Вот и выясните! Да хоть у командира крейсера! Послушайте, вы в ГПУ служите или где?!.. Разберетесь – доложите! – Она раздраженно брякнула трубку на рычаг и от души добавила: – Бардак!

Карпов сочувственно кивнул в ответ. Раздался стук в дверь, на пороге появился относительно немолодой человек в форме ГПУ с одним «кубарем» в петлице.

– Здравия желаю, – негромко произнес он, прищелкивая каблуками сапог и глядя на Скребцову.

– И вам того же, – девушка протянула ему снимок. – Значит, товарищ Залкинд, вот эту карточку размножить, копии – милицейским постовым и в линейные отделы ГПУ всех вокзалов. Оригинал вернете мне.

– Есть, – спокойно отозвался Залкинд. – Разрешите идти?

– Идите.

Хлопнула дверь. Одновременно в комнате появился чекист с дымящимся чайником в руках, начал заваривать чай. Скребцова следила за ним равнодушными от усталости глазами.

– Карточке два года, ничего? – поинтересовался Карпов.

– Вряд ли он сильно изменился, – после паузы медленно произнесла девушка.

Над пограничным лесом еле заметно занимался хмурый ноябрьский рассвет. По лесной дороге стелились длинные полосы тумана. Набрякшие от дождевой воды еловые лапы иногда задевали головы двух человек, шагавших по дороге, и тогда они вздрагивали и ежились.

Это были бойцы в форме Отдельного пограничного корпуса ОГПУ – темно-синих шароварах, серых шинелях и суконных темно-синих шлемах с зелеными звездами, обрамленными малиновым кантом. Они часто зевали и вяло переговаривались друг с другом.

– …да ну его к черту с этим самогоном, – говорил один. – Не пойми что туда сыплет, а мы потом пей. Шебеко вон всю казарму в прошлый раз заблевал. Я ему говорил – не бери ты его много, он же подозрительный.

– А по-моему, обычный, – возразил другой пограничник. – Со второго кордона ребята рассказывали, они у эстонцев покупали. Так те вообще этот самый… ну, это, красное такое, туда сыпали.

– Марганцовку, что ли? – догадался первый.

– Во-во! Слупили двести марок и говорят – свекольная! Ну, там парни осерчали…

Бойцы медленно удалялись, постепенно скрываясь в предрассветной дымке. Проводник и Владимир, лежавшие ничком в мокрой ледяной траве, обменялись взглядами.

– Ф-фу… – облегченно выдохнул проводник. – Последний патруль прошел. Все, мил человек, дальше мне ходу нету. Давай через дорогу рысью, а там напрямки. Через три версты станция.

– Спасибо тебе, – с чувством произнес Сабуров, пожимая корявую руку проводника.

– Э-эх, кабы мы, проводники, одним спасибом жили, – прокряхтел тот. – Бывай здоров.

Оглянувшись по сторонам, Владимир встал и бегом бросился через дорогу. За его спиной сомкнулись мокрые ветви.

Было около пяти утра, когда Скребцова приехала домой. Открыв своим ключом дверь в комнату, она устало опустилась на табурет, уронила руки и закрыла глаза. Посидев так несколько секунд, механически сняла шинель и сапоги, надела разношенные домашние туфли и отправилась на коммунальную кухню с чайником в руках.

Пока закипала вода, чекистка расстегнула портфель, вынула фотографию белого террориста. Пристально вгляделась в черты лица изображенного на ней молодого мужчины…

Раздались шаркающие шаги. В кухне появился сосед девушки по коммуналке, седой старик в поношенной гимнастерке. Налил в стакан воды из-под крана.

– Что, полуношница, – с улыбкой прошамкал он, – только со службы? А спать-то когда?

– Доброе утро, дядя Миша, – устало произнесла девушка.

– Колбасу бери, я вчера краковской достал на Невском, – старик повернулся к чекистке. – А это кто у тебя на карточке такой? Ишь ты, Рига…

Девушка хмуро спрятала фотографию в портфель, достала из шкафчика зачерствевший черный хлеб и масло. Сосед шумно отхлебнул из стакана.

– Вы бы кипяченую пили, дядь Миша.

– Э, дочка, мне уже кипяченая, не кипяченая… Мне после Горного Дубняка ничего не страшно, никакая кипяченая.

– После какого дубняка? – рассеянно переспросила девушка.

– Да это в семьдесят седьмом было, – засмеялся старик, – в Болгарии. Нас тогда сорок человек из роты осталось, а турок на нас насело – три полка… Под Горным Дубняком это было…

– Вы, дядь Миша, просто живой учебник истории, – с трудом улыбнулась чекистка.

Старик тяжело закашлялся и захромал прочь из кухни.

Проводник, пригибаясь и часто оглядываясь, пробирался по предрассветному лесу. Густой туман продолжал стелиться по земле. Из-за него проводник и не заметил тонкую прочную веревку, протянутую между стволами могучих елей низко над землей…