На пороге чудес - Энн Пэтчетт Страница 12

— Представляешь? Ты подходишь к своему почтовому ящику и достаешь из него пачку счетов и рекламы, а также письмо от умершего мужа. До сих пор я не испытывала ничего подобного в своей жизни и не готова к этому, — Карен развернула аэрограмму и взглянула на строчки письма, но тут же отвела глаза. — Вот почему электронная почта лучше. Ты получаешь электронное письмо и понимаешь, что муж твой жив, ты видишь, что он написал тебе несколько часов или минут назад, и тебе уже легче дышится. А когда приходит обычное письмо, ты вообще ничего не знаешь.

— О чем он пишет? Ты можешь дать мне прочесть? — прошептала Марина.

Она не была уверена, что Карен показывает мальчикам отцовские письма. Ей хотелось узнать, пишет ли Андерс что-нибудь про доктора Свенсон и о том, где они работают, где их искать в джунглях.

— Вообще-то, там нет ничего конкретного, — пробормотала Карен, словно извиняясь, и протянула письмо Марине.

«15 февраля.

Не слишком ли я тебя встревожу, если скажу, что тут я часто испытываю тревогу? Ведь ты заслуживаешь отнюдь не откровенности, а такого мужа, который способен проявить мужество в непростой ситуации. Но если я стану сейчас хорохориться, после того как столько писал о своей хандре, если я попрошу Нкомо или кого-то из Сатурнов, чтобы они совместными стараниями написали для меня за плату на листке бумаги нечто мужественное, а я перепишу их сочинение своим почерком труса, ты немедленно раскроешь мою уловку. Тогда ты сядешь в самолет, потом наймешь лодку и проводника и разыщешь меня в джунглях, потому что поймешь (никогда в жизни не видев меня в роли храбреца), как мне немыслимо трудно. Так что я не стану тревожить тебя, изображая смельчака. Ты всегда была сильной и мужественной. Вот почему ты осталась дома с тремя сыновьями, а я уехал в Бразилию — прохлаждаться. Вот почему ты прошлым летом сумела вытащить плоскогубцами гвоздь из пятки Бенджи. Увы, я не такой сильный и мужественный. У меня лихорадка, которая начинается в семь утра и продолжается два часа. В четыре пополудни она набрасывается на меня опять, и я превращаюсь в тлеющую кучку пепла. Почти каждый день меня мучают головные боли, и я боюсь, что какая-то крошечная амазонская нечисть прогрызает дырку в коре моего головного мозга. Единственная вещь на свете, о которой я мечтаю, единственное, что способно придать смысл или значимость этому прозябанию, — это шанс положить голову на твои колени. А ты гладила бы мне лоб своей теплой ладонью. Я знаю, ты сделала бы это ради меня. Ведь ты сильная и мужественная, и мне с тобой очень повезло… Проклятые листки бумаги. Никогда не хватает на них места. Я молюсь, истово, как исламский фундаменталист, хоть и нахожусь в Бразилии, чтобы письмоносец послал это письмо тебе, чтобы ты почувствовала всю весомость моей любви. Поцелуй за меня мальчишек. Целую твое нежное запястье.

— А.»

Марина сложила письмо и отдала Карен, а та сунула его в карман.

Последствия от чтения этого письма были несравнимо хуже, чем от письма доктора Свенсон. Сам Андерс сообщал о близости своей смерти, его голос слышался за строчками так явственно и узнаваемо, словно он сам был вместе с ними в кладовке и сам читал вслух свое письмо. Перебарывая слабость в коленях, Марина оперлась рукой о полку с коробками микроволнового попкорна.

— Кто такие Нкомо и Сатурны?

Карен покачала головой:

— Иногда он упоминает их, но я не знаю, кто они. Вероятно, до меня не дошли те письма, где он знакомит меня с ними. Могло бы затеряться и письмо от доктора Свенсон, то самое, с сообщением о его смерти. — Карен провела пальцем по краю банки с горошком. — Пожалуй, я не буду пока заказывать заупокойную службу, подожду твоего возвращения. Мне хочется, чтобы ты тоже присутствовала на ней.

Марина взглянула на нее и кивнула.

— Я не говорю им, что сомневаюсь в его смерти, — сказала она, оглянувшись на чуть приоткрытую дверь кладовки, за которой сидели перед телевизором мальчики. — Я знаю, что им нужен только один четкий ответ, пусть даже самый ужасный. Надежда — ужасная штука. Не знаю, кто придумал назвать надежду добродетелью, потому что это не так. Это чума. Надеяться — все равно, что идти с рыболовным крючком во рту, когда кто-то тянет, дергает за него. Все думают, что я раздавлена смертью Андерса, но на самом деле все гораздо хуже. Я все-таки надеюсь, что эта самая Свенсон солгала по какой-то неизвестной мне причине, что на самом деле она удерживает его либо где-то потеряла.

Карен замолчала.

Ее лицо внезапно озарилось пониманием, а из голоса исчезла паника.

— Я говорю это, но при этом точно знаю, что это неправда. Никто не способен на такую чудовищную ложь. Но тогда это означает, что Андерс умер. Так он умер? — прямо спросила она Марину. — Я не чувствую этого. Ведь я бы почувствовала, если бы он умер. Верно? — Ее глаза наполнились слезами.

Она смахнула их кончиками пальцев.

В такой ситуации не было бы ничего приятнее, чем откровенная ложь, что Андерс жив, или даже несмелое признание возможности этого. Но если Марина согласится с таким предположением — это будет еще один крючок во рту Карен Экман.

Поэтому Марина сказала, что Андерс умер.

Карен сунула руки в карманы и, опустив голову, уставилась на очень чистый деревянный пол.

Марина сказала:

— Он прислал мне открытку из Манауса и два письма из джунглей, написанные сразу после приезда. Они почти целиком посвящены птицам. Я показала их мистеру Фоксу. Если хочешь, я дам тебе прочесть.

— Они нужны мальчикам, — ответила Карен. — Пожалуй, нужно собрать все письма вместе. Для будущего.

Марина никогда не страдала от клаустрофобии, а в кладовой было просторно. Но тут ей захотелось открыть дверь и выйти наружу. Банки с зеленой фасолью, бутылки с клюквенным соком, пачки овсяной муки надвигались на нее, грозно росли в размерах…

— Я не знаю, сколько там пробуду.

— Что бы там ни было, не оставайся там надолго. — Карен вымученно улыбнулась. — Это серьезная ошибка.

Они попрощались.

Марина прошлась в одиночестве под бескрайним шатром бархатной ночи, растворилась в океане тьмы и стряхнула с себя жесткую, тесную скорлупу, в которую была заключена. Интересно, подумала она, настанет ли в ее жизни время, лет через десять или двадцать, когда она перестанет вспоминать о письме Андерса к жене. «Ведь ты сильная и мужественная, и мне с тобой очень повезло». Пожалуй, нет. Она, его коллега, отвечает за его смерть. Она понимала Карен с ее надеждой и была бы не прочь и сама обрести чуточку оптимизма.

Тогда с какой радостью она поехала бы в Бразилию на поиски Андерса!

Но ей предстояло лишь подтвердить факт его смерти и довести до завершения его труд. За годы работы над одинаковой темой в самой маленькой лаборатории компании «Фогель» они привыкли при необходимости подстраховывать друг друга.

Марина наполнила свои легкие морозным воздухом, пахнувшим одновременно зимой и весной, остатками снега, оттаявшей землей и даже чуточку — зеленой травой. Они с Андерсом были единодушны и в этом: оба не мыслили жизни без Миннесоты.