Медленная смерть - Стюарт Хоум Страница 12

— Я не жирный, — зарычал Худой, расстёгивая рубашку. — Я крепко сложен, a FP не настолько маленькая, чтобы я в неё не влез!

— Отдай Бунтычу «перри»! — рявкнул Джонни. — Ты в ней похож на клоуна — и ты не сможешь застегнуть её на пузе.

— Ох, ладно, — согласился Худой. — Ты только давай сбавь обороты! Это просто FP — как вы с ней носитесь, можно подумать, что это священная икона!

— Давай возьмём по пиву, — предложил Джонни, чтобы сменить тему и восстановить равновесие в своей бригаде.

Карен Элиот как раз прочитала короткую лекцию под названием «Неоизм и Авангард 1980-х» аудитории эстетов от искусства, собравшихся в И И К, чтобы узнать о движении, которому ещё не до конца верили из-за его громадного влияния. Вопрос за вопросом летел из зала. Неоизм неожиданно приобрёл серьёзный вес в судьбах собравшихся здесь.

— Что вы считаете лучшими архивными источниками материалов по Неоистам? — спросил арт-историк.

— Здесь, в Лондоне, — ответила Элиот, — в Библиотеке Галереи Тейт и Библиотеке Национального Искусства хранятся все основные материалы. Кроме того, там же есть большая часть книг и журналов, с которыми вам стоит ознакомиться. Чтобы провести детальное исследование, вам придётся встретиться собственно с членами движения. Самое полное собрание материалов Британских Неоистов находится у Пита Хоробина и Боба Джонса.

— Можете ли вы остановиться на том, — вставил студент, — почему восьмидесятые стали десятилетием Неоистов?

— Я уже объясняла по ходу лекции, — поругалась на него Карен. — Но давайте расскажу снова. Что вам надо понять — что история, по сути, мифологическая дисциплина, грубое упрощение сложного клубка событий, который она пытается объяснить. Если мы посмотрим на ранний период — тот, что является предысторией Неоизма, — мы увидим, что ситуационизм вошёл в конфликт с весьма многими аспектами андеграунда шестидесятых. Часто пишут, что ситуационисты влияли на панк-рок — очевидно, что подобное заявление — полная чушь, если всё, чего добивается его автор — это, используя слово на «С», подтвердить теорию Дебора и Ванейгема [17]. Однако если вы отнесёте к контркультурным движениям Мазерфакеров, голландских провос, йиппи, диггеров. Белых Пантер и так далее, тогда в утверждении, что ситуационисты влияли на панк, появляется зерно истины. Пока всё понятно?

— Да! — подтвердил студент в микрофон, при этом кивая.

— Хорошо, — сказала Элиот, — так что, несмотря на риторику антишестидесятников, панк явственно был развитием тёмной стороны контркультуры. Панк теперь относят к ситуационистам, потому что историки не способны обработать сложность молодёжных движений шестидесятых. Восьмидесятые были в этом плане ничуть не проще — всевозможные течения развивались независимо от Неоизма. Но историкам необходимо низвести культурную историю до нескольких обобщающих выражений — и в результате многие движения, до сих пор не имевшие ничего общего с Неоизмом, постепенно идентифицируются как Неоисты.

— Я хотела бы развить некоторые идеи, невысказанные в нашей дискуссии, — крикнула Пенни Эпплгейт. — Мы здесь с Доном Пембертоном, и вместе мы составляем теоретически согласованную арт-группу «Эстетика и Сопротивление». По существу, мы сегодня говорим о способе производства арт-движений. Основная суть полемики, видимо, в том, что Неоизм был основным развитием традиций футуризма/дадаизма/сюрреализма/ситуационизма, потому что фокусировал наше внимание на весьма искусственном процессе культурной легализации. О чём бы я хотела сказать, что «Эстетика и Сопротивление» пошли куда дальше Неоистов в изучении совместной культурной работы. «Эстетика и Сопротивление» уменьшили арт-группу до полного минимума — всего два человека. Экспериментируя с составными частями более широких культурных движений, «Эстетика и Сопротивление» достигли поистине глубокого понимания творческого процесса.

— Ага, — выдал Пембертон, — вы все будете слышать имена «Эстетики и Сопротивления» раз за разом, и снова, и снова, потому что мы с Пенни самые значительные художники на поверхности этой планеты за последние два миллиона лет! Пенни чертовски умна, а я самая творческая личность за всю историю мира!

Из зала понеслись стоны, в основном тех, кто не понаслышке был знаком с тем, как Пенни и Дон привлекают к себе внимание. Карен Элиот не собиралась продолжать дискуссию, в колёса которой «Эстетика и Сопротивление» сунули свою палку. Было объявлено, что лекция закончена, и большая часть присутствующих повалила в шикарный бар ИИК, где было выпито немало стаканов минеральной воды.

«Рейдеры» порядочно набрались, поскольку весь вечер сидели в пивных палатках и наливались лагером. Бесплатный концерт тянулся к закрытию, и к тому моменту, как «Junk» вышли на сцену, бармены отказались подавать пиво жаждущей толпе скинхедов. Палатку скоро должны были уже разобрать, и тогда «Жаворонки в Парке» для жителей Северного Лондона останутся просто плохим воспоминанием.

Джонни Махач повёл свою банду к сцене. Они проталкивались мимо хипей, колышущих конечностями в идиотском подобии танца, топали по парочкам, ласкающимся в траве, и словесно поносили подонков, отчаянно нуждающихся в ванне.

— Обрежь патлы, скользкий кусок говна! — плюнул Худой в совсем уж невыносимый образчик нестиранной кожи и джинсов.

— Не навязывай мне свои фашистские взгляды, парень, — тренькнул хиппи. — Тебе надо расслабиться, успокоиться, и пускай каждый занимается, чем хочет!

Удар в нос успокоил хипаря. Ублюдок опал, как шарик, проколотый булавкой, потом начал корчиться в грязи, тискать свой распаханный клюв в тщетной попытке унять поток крови.

— Ха-ха-ха! — засмеялся Худой, пиная его по рёбрам.

— Следующая песня с нового альбома, — объявил вокалист Себастьян Сиджвик. — Она называется «Разговор в Аду между Рембо и Джоном Ди».

— Загасим их! — крикнул Джонни Махач своим ребятам, когда со сцены донеслись первые аккорды песни.

«Рейдеры» выпрыгнули на сцену, Ходжес тут же схватил микрофонную стойку и врезал ею по морде Сиджвику. Певец улетел назад, в барабанную установку, поливая пол кровью изо рта. Бунтыч разбирался с басистом, а ТК завалил гитариста. Самсон отбивался от двух менеджеров, пытающихся спасти группу. Худой вцепился в микрофон и сунул его под нос Бунтычу. Каждый скинхед знал свою роль в битве.

— На что он похож, Худой? — спросил Бунтыч, вбивая каблук ботинка в лицо басисту.

— Он у нас свирепый ублюдок! — заорал Худой во включённый микрофон.

— Махач, Махач, Махач, перед вами Джонни Махач, Джонни Махач всех загасит, да! — пропели двое скинхедов.

Тема явно не пришлась по душе собравшимся пацифистам. Но сборище не отважилось засвистеть, потому что в результате скинхедовские ботинки имели все шансы впечататься в мягкие хипповские яйца. Большая часть хипей пришла специально послушать гранж-рок «Джанка», и им совсем не понравилось, что из-за «Рейдеров» их любимое развлечение закончилось досрочно.