Осколки Русского зеркала - Александр Холин Страница 12

– Там, Ваше Величество, там…

– Ну, говори же! Я приказываю!

– Там, – снова начал мямлить камергер. – Там следы от шпицрутенов!..

– Что?! Ты в своём уме?! – вскричал император.

– Точно так, Ваше Величество. A complete misunderstanding. [17]

Фёдор Кузьмич взял с ночного столика триклиний с горевшими свечами и показал царю на круглое зеркало венецианского стекла:

– Пожалуйте сюда, Ваше Величество.

Александр Благословенный поднялся и подошёл к зеркалу. Он долго осматривал свою спину, насколько ему было видно, потом вернулся к постели, накинул на себя атласный халат и упал в кресло.

– Теперь ты понимаешь, Фёдор Кузьмич! Я ничего не выдумал! – голос императора предательски дрогнул. – Мой батюшка призывает исполнить миссию рода Романовых! И блаженная Ксения, и монах Авель, и Серафим Саровский говорили, что умру я не императором, а монахом.

– Стоит ли придавать значения предсказаниям, Ваше Величество? – усомнился Фёдор Кузьмич. – Блаженная Ксения предсказала точную кончину вашего батюшки, а что до вас касательно, так она высказывалась какими-то намёками. Я в магии не силён, но стоит ли верить тому, что баба говорит, хоть она и блаженная? La morte triomphante. [18]

– Ты действительно ничего не понимаешь, – безнадёжно махнул рукой император. – Я должен исполнить свою миссию! А ты будешь мне помогать, ибо положиться императору не на кого. – А записи пророчеств блаженной Ксении у меня есть в кабинете, – император ткнул указательным пальцев в потолок. – Живо поднимись туда и отыщи в письменной тумбе записи. Я даже приказал записать всё на пергаменте.

– Хорошо, Государь, – склонился в полупоклоне камергер. – Только зачем вам записи о блаженной Ксении, когда в Михайловском замке у вас проживает госпожа Татаринова Екатерина Филипповна, баронесса фон Буксгведен. Стоит только послать за ней, уж она-то в мистической науке смыслит куда больше всех петербуржских юродивых, вероятно, пенсион свой в шесть тысяч рублей годовых отрабатывает.

– Нишкни, холоп, – прикрикнул на ядовитого Кузьмича Александр. – Ты ещё простым казаком был, когда Екатерина Филипповна уже многим судьбу определила. Но, говорю тебе, сейчас ничего не хочу слышать о Татариновой. Хочу, чтобы ты записи о Ксении отыскал!

Камергер непокорно мотнул головой, однако возражать воле царя не стал. Подошёл секретеру из карельской берёзы, сдвинул на нём в сторону чернильный прибор, и секретер отъехал в сторону, обнажая тайный проход в кабинет императора, находящийся на третьем этаже Каменоостровского дворца. Фёдор Кузьмич взял один из канделябров, зажёг свечи и, кряхтя, словно столетний старец, стал подниматься вверх.

Отсутствовал он довольно долго, но вскоре показался с кипой различных бумаг, среди которых виднелась папка телячьей кожи.

– Вот, именно там! – Александр указал на кожаную папку. – Читай, что там написано.

– Да здесь записано, Ваше Величество, что юродивую Ксению Петербуржскую погребли на Смоленском кладбище, – камергер поджал губы и перелистнул листок. – Ага, есть ещё:

«Во имя Отца и Сына и Святого Духа. На сём месте положено тело рабы Божией Ксении Григорьевны, жены придворного певчего, в ранге полковника, Андрея Феодоровича. Осталась после мужа 26-и лет, странствовала 45 лет, всего жития её было 71 год, называлась „Андрей Феодорович“. Кто меня знал, да помянет душу мою, для спасения своей души. Аминь».

– Дальше, дальше, – нетерпеливо потребовал Александр.

Фёдор Кузьмич перелистнул ещё несколько страниц и внимание его привлекла какая-то запись.

Здесь вот ещё про неё записано, только это касается уже вашего батюшки:

«Часто прихожане Смоленской церкви слышали таковы слова пророчицы Ксении: – Скоро плакать на Руси будут. Как войдёт он во врата сии, всей жизни ему будет столько, сколько букв над воротами в речении библейском!

Речи пророчицы услышал как-то пришедший сюда Григорий Пильников, один из архитекторов Михайловского замка. Он-то и обнародовал, что мрамора для отделки Воскресенских ворот не хватило, и облицовочный мрамор был взят со строительства Исаакиевского собора и что одна из мраморных плит уже укреплена над воротами замка. А надпись на плите гласила: ДОМУ ТВОЕМУ ПОДОБАЕТЪ СВЯТЫНЯ ГОСПОДНЯ ВЪ ДОЛГОТУ ДНЕЙ».

– Вот, именно это! – воскликнул император. – Батюшку моего убили за несколько недель до сорокасемилетия! И это мой грех! Я не имею права быть не только царём Государства Российского, а и вообще человеком! Только покаяние может исправить равновесие природных сил. Но дальше где-то есть о цесаревиче. Найди!

– Не извольте сомневаться, – всё записано, – Фёдор Кузьмич перевернул несколько листов и прочёл ещё одну молитву блаженной Ксении:

«Боже! Даруй царю Твой суд и сыну царя Твою правду. Во дни его процветёт праведник, и будет обилие мира по свержении врагов его, доколе не перестанет луна. Но не предстанет он перед Тобой государем, а схимником…».

– Это явно не про батюшку моего предсказано, – уверенно произнёс император. – Войн в его царствование не происходило, а то, что он стал гроссмейстером масонского ордена, лишь помогло определить каких царедворцев гнать надо не только из дворца, а вообще за пределы России.

– Это и вам помогло избавиться от масонства, ваше величество, – подсказал камергер.

– Так да не так, – отмахнулся Александр. – От этого гнилья так скоро не избавишься. Среди дворян не особо почитают евреев, однако с лёгкой руки графа Голицына все стремятся записаться в масонскую ложу, будто еврейская лавочка и масонская ложа – это совсем разные вещи. Благо, я приказал выпустить манифест о запрете тайных обществ. Вот и будет брату моему попечение за державу Российскую.

– Константину?

– Нет, Фёдор Кузьмич, в этот раз ты ничего не угадал, – обрадовался император и как ребёнок захлопал в ладоши. – Константин – слишком добрый и капризный. Настоящему Государю не след быть снисходительным к пожирателям земли русской. Я как мог, управлялся с ними, но и моих стараний недостаточно. Если бы батюшка был жив, он Россию давно очистил бы… Я много неправого сделал, когда в первом же месяце моего царствования отменил все батюшкины вердикты и законные непослушания праву Государства Российского. Ну, да ладно. Ты утром оповести моих братьев, что сегодня мы идём на литургию в Лавру Александра Благоверного. Им надлежит быть со мною, дабы принять благословление от митрополита Серафима. А теперь я почивать желаю…

Камергер принялся готовить Александра ко сну, а тот ни словом больше не обмолвился. Лишь, ложась в постель, наказал Фёдору Кузьмичу, прочитать вечернее правило. Это разрешалось делать только самым близким членам царского семейства, но бывший казак Овчаров уже давно себя чувствовал частью семьи российского императора. Возведённый в чин камергера, в который мог быть зачислен только дворянин высокого звания или же войсковой генерал, Фёдор Кузьмич всю свою жизнь посвятил Государю царства Российского.