Дворец пустоты - Поль Виллемс Страница 12

* * *

Каждую ночь Альтена ждала криков терзаемого кошмарами Герка. Когда это начиналось, она вставала, с улыбкой набрасывала одежду и отправлялась в город. Верные шли за ней. По мере того как они приближались, крики несчастного звучали все чаще. Казалось, он задыхается. Верные оставались на улице и опускались на колени. Альтена входила в дом одна. Она не поднимала глаз на стены комнаты, в которой столько раз бывала в далекие счастливые времена, когда лазила в окошко. Теперь она замирала у двери и со злобной радостью ждала очередного крика. И, будто выплевывая отравленную кровь, без устали повторяла: «Убийца Лиу, убийца Лиу».

Коленопреклоненные девы, точно слыша ее бормотание, тихо и мерно повторяли вслед за ней те же слова. Они процеживали сквозь зубы «убийца» и, выделяя «л», с силой выдыхали «Лиу», а потом возвращались к началу — и так, без устали, все твердили и твердили этот страшный приговор.

Перед рассветом Герк издавал последний крик, еще более жуткий, чем крик гибнущего и цепляющегося за жизнь человека. Про такие вопли говорят: душа с телом прощается. Разбуженный звуком собственного голоса, человек просыпается. Самое трудное — вернуться к действительности. Нас пронзает ощущение беспросветного одиночества и накатывает такой приступ дурноты, точно все нутро готово вывернуться наружу. Переходя от ночного кошмара к яви, острее всего воспринимаешь свои горести. В этот момент заново теряешь тех, кого смерть уже отняла у нас однажды. И чудится, что близкие, которых еще вчера видел здоровыми и счастливыми, в этот самый момент в страшных муках уходят из жизни.

Герк, как воскресший Лазарь, резко сел на кровати. Он открыл было рот, чтобы назвать свой кошмар, но тут увидел, как тень скользнула прочь из его комнаты. Он узнал Альтену и хотел окликнуть ее, но ни единого звука не смог выдавить из своего надорванного горла.

* * *

После первой ночи в городе начались беспорядки. Возможно, потому, что для поклонников Альтены — а их теперь было не счесть — Аквелон не был городом грез, но городом руин. Прежде всего они взялись за Скамьи Воспоминаний и разломали все до единой. В следующие ночи очередь дошла до брошенных домов: их разграбили и сожгли. Затем добрались до световых экранов и все, что от них оставалось, спалили на огромных кострах. Впервые за всю историю Аквелона в городе пылали пожары. Едва садилось солнце, к дверям Герка начинали стекаться Верные. С наступлением ночи их набиралось несколько тысяч. К часу второй стражи толпа делалась такой плотной, что выплескивалась на соседние улицы и не редела даже у Садов Любви, выживая из зарослей милующиеся парочки. Ложа из мха были грубо вытоптаны, кусты нещадно поломаны.

Потом у дома Герка появлялась Альтена. Плотная толпа поклонников расступалась и мгновенно смыкалась за ее спиной, как море за кормой корабля. И дальше, вплоть до первого крика Герка, воцарялась зловещая тишина. Когда изо рта Герка вырывался первый вопль, в толпе поднимался нарастающий гул размеренного речитатива: «Убийца Лиу!» Так продолжалось до утра. Затем начинал брезжить свет, и воздух взрезал последний крик. Тогда толпа вдруг рассыпалась и устремлялась прочь, круша все на своем пути.

Каждую ночь, как и в первый раз, Альтена уходила с пробуждением Герка. И всякий раз он успевал заметить ее тень. Гиканья несущейся прочь толпы казались ему эхом оглушительного гвалта птиц, нападавших на него во сне. Герку хотелось вскочить, но тело не слушалось его. Он растерянно оглядывался по сторонам и учился узнавать свою комнату. Пересчитывал ирисы на обоях, называл по очереди каждый предмет: стул, стол, комод, шкаф. Взгляд его останавливался на ботинках, которые, казалось, ждали его. Это немного успокаивало. Брошенная на кресле одежда говорила, что накануне была отличная погода и что ей не терпится выйти проверить, так ли хорош новый день, как был предыдущий. Герку казалось, что он спасен. Спасен наступлением дня. Он вставал, одевался, выходил на улицу. Светало. Город был безлюден. Только следы ночного разгула: дымки, сорванные двери, разбитая в щепки мебель.

Альтена, прячась, ходила за Герком, следила за каждым его движением и ждала дня, когда он проявит наконец первые признаки безумия.

* * *

Ночные бесчинства нимало не тревожили Императора. Он любил широкие песчаные пляжи с выброшенными на них ракушками. Может быть даже, ему казалось, что Аквелон — это огромная раковина, вынесенная морем на берег времени, и что в тот день, когда все дома окончательно рухнут, над руинами всплывет другой город, построенный без балок и стропил, сотканный из чистого света и подобный небесному Иерусалиму, вечно живущему в памяти. Кошмары Герка Император воспринимал как события частного порядка, не имеющие никакого отношения к делам Империи, и все же он следил за ходом событий. Крики меж тем с каждой ночью делались все громче. Это был теперь какой-то животный вой, не достигший, однако, наивысшей точки. Ничто пока не предвещало развязки.

Но однажды случилось неслыханное.

Следуя прекрасной и печальной традиции, какая-то юная дева утопилась в водах Шельды. Вместо того чтобы оставить ее спокойно плыть по течению, Верные выволокли ее тело на берег и, сопровождаемые огромной толпой, протащили по всему городу. Толпа неизвестно почему скандировала свой ночной речитатив «Убийца Лиу». Труп бросили свиньям.

Происшествие глубоко потрясло жителей и вызвало всеобщее негодование. Но все пересилил страх. С утра улицы Аквелона заполнились народом. Люди сбивались в группы, тихо обменивались несколькими словами, не имевшими, впрочем, никакого отношения к тому, что уже называли Событием. Потом все расходились, еще более озабоченные, чем прежде.

Верные, как к святому месту, стянулись к хижине Лиу. Они обступили избушку кольцом и ждали, когда появится Альтена, чтобы вразумить их пророчеством, оценить случившееся и сказать, как вести себя дальше — теперь, когда непоправимое уже свершилось. Среди них были и старые поклонницы, и новые, но так или иначе при свете дня все они видели друг друга впервые. Напуганные тем, что ночные тени обрели теперь лицо, они не решались поднять друг на друга глаза. Если мать узнавала свою дочь, то отворачивалась. Если иная женщина обнаруживала рядом подругу или соседку, то спешила отойти подальше. Или, изобразив удивление, бормотала с деланной улыбкой: «А, это ты? Привет!» — и торопилась спрятаться.

Оказалось, что среди собравшихся есть мужчины, и немало. На их лицах застыло странное выражение солдат, готовых к исполнению любого приказа. Женщины говорили с ними резко, те отвечали подобострастно.

К вечеру более тысячи человек обступили хижину Лиу, примкнув к Верным, ожидавшим пробуждения Альтены. Наконец она появилась. Не удостоив своих поклонников даже взгляда, она отправилась на Пляж Поганок и стала купаться, точно была совсем одна. Обнаженная, белая, прекрасная, она долго и старательно расчесывала свои каштановые волосы, темной волной рассыпавшиеся по плечам. Толпа смотрела на нее зачарованно. Одна из девяти Верных первого часа принесла ей одежду. Альтена стала медленно одеваться. Затем направилась к избушке. Дверь за ней закрылась.

Толпа, неожиданно повеселев, хотя все еще под впечатлением от созерцания богини, начала расходиться. Слышались разговоры, кто-то даже запел. Напряжение спало. Молчание и красота Альтены доказывали, что ничего особенного не случилось. Не было никакого преступления. Ничего не было — ночь как ночь. А тело маленькой утопленницы — и не тело вовсе, а так, мусор. Ну бросили свиньям, что такого?