Врата ада - Лоран Годе Страница 12

— Вы здесь!

Она кивнула хозяину в знак приветствия и громко объявила:

— Гарибальдо, все, что синьор выпил и выпьет сегодня ночью, запишите на мой счет.

Подойдя к Маттео почти вплотную, она протянула руку:

— Я даже не представилась: Грациелла. Но я предпочитаю, чтобы меня называли «Грейс» на американский манер, в этом больше шика.

И она громко расхохоталась, пожимая Маттео руку. И тут до него дошло, почему с первой минуты она показалась ему какой-то странной, неестественной, только тогда он не понял, в чем дело. «Да это же мужчина!» — подумал он. Теперь все получило объяснение: и ее низкий голос, и грубоватые черты лица, и широкие плечи, и нарочито женские ужимки.

— Маттео, — буркнул он из вежливости и сразу опустил голову в надежде, что она тоже пойдет за выпивкой и оставит его наедине с собой.

— Дон Мадзеротти — святой, — сообщила она, и Маттео понял, что в покое его не оставят, и либо ему надо уходить, либо придется поддерживать разговор.

— Если он исповедовал вас посреди ночи, значит, и правда, святой! — пробормотал он без особой уверенности.

— Вот именно! — подхватила она, доставая из сумки расческу и поправляя прическу. — Вы знаете, только он один, один во всем Неаполе готов принять нас.

Маттео не знал, кого она имеет в виду под этим «нас», но предпочел не задавать вопросов.

— Если бы вы знали, из скольких церквей меня вышвыривали, обзывая шлюхой. А он нет. Никогда. Впрочем, это создает ему проблемы. Они хотят лишить его прихода. Поэтому он и запирается. Ну а мы-то на что? Мы не дадим его в обиду, правда, Гарибальдо?

Она махнула рукой хозяину, призывая его в свидетели.

— Правда, Грейс. Такого человека, как дон Мадзеротти, мы в обиду не дадим, — с готовностью поддержал он, но в голосе его звучала усталость.

Она много о чем говорила, о самых разных вещах, постоянно спрашивая мнение хозяина, опрокидывая стакан за стаканом и требуя, чтобы их наполнили снова, когда они были пусты. Она говорила о Неаполе, который с каждым днем становится все уродливее, о своих ночных похождениях и каким изощренным пыткам ее порой подвергают, и потому после этого ей одна дорога — к священнику. Она говорила, говорила и пила, а Маттео вместе с ней. Потом, заметив, что Маттео уже хорош и голова его начинает клониться к столу, она осмелела:

— Тебе надо выпить чашечку кофе, настоящего кофе. И ты сразу очухаешься. Понимаешь, Гарибальдо с кофе творит чудеса.

Он с недоумением взглянул на нее. Гарибальдо готовит волшебный кофе, объяснила она. У него особый дар. Никто не знает, что он в него добавляет, сколько, в каких сочетаниях, но в результате способен выполнить любое пожелание клиента. Получив заказ, он удаляется в заднюю комнату. Там он установил кофеварку, и там же у него множество баночек с пряностями и другими добавками: перец молотый и в стручках, тмин, флердоранж, граппа, лимоны, вино, уксус. И тут он начинает колдовать, но делает все быстро, словно готовит самый обычный кофе. Клиенты всегда довольны. Они получают то, что хотели. Проси, что хочешь: кофе, чтобы не спать три ночи подряд или чтобы стать в два раза сильнее, кофе расслабляющий или возбуждающий… Правило только одно: кто заказывает, тот и пьет. Гарибальдо не хочет превращаться в отравителя.

В довершение Грейс торжественно заявила:

— Именно сюда я приду выпить свой последний кофе, когда почувствую, что смерть близка…

— Смерть давно здесь… — внезапно раздался мужской голос, и все вздрогнули.

Мужчина, сидевший за столиком в глубине, оторвался от своих бумаг. Это он встрял в разговор, чем слегка смутил всех присутствующих.

— Что вы сказали? — озадаченно переспросила Грейс, поворачиваясь и подмигивая Маттео с Гарибальдо.

— Похоже, мы разбудили Проволоне! — добавила она шепотом.

Мужчины с трудом сдержали улыбку: тот, что сидел за столиком в глубине зала, своей большой лысой головой при полном отсутствии шеи и правда напоминал «проволоне» [6]цилиндрической формы — забавную толстую колбасину. Сыром этим бойко торговали во всех бакалеях города.

— Вы разве не чувствуете ее? — продолжал он. — Смерть? Она вокруг нас. Она преследует нас, от нее нет спасения.

— Вы хорошо в этом разбираетесь? — спросил Маттео с оттенком нервозности, как человек, которому не терпится остаться одному, но он вынужден вступить в разговор.

— В некотором роде, — ответил мужчина, одернув пиджак. — Я ученик Варфоломея Антиохийского.

— Кого? — спросил Гарибальдо.

— Архиепископа Варфоломея Антиохийского, который скончался в 1311 году в Палермо.

— Он говорит с вами по ночам? — с насмешкой спросила Грейс.

— Нет, — ответил мужчина очень спокойно. — Он погребен в крипте Палермского собора. У него красивая гробница. Удивительно красивая. Там на меня снизошло откровение, мне было тогда тридцать пять лет. Я разглядывал эту гробницу, стоящую среди десятков других, не представляющих интереса, и взгляд мой привлекли украшавшие ее рельефы. В каждом ее углу вырезаны лица, а на крышке врата. Их створки украшают две бычьи головы. Но самым удивительным было другое… Эти самые врата оказались приоткрытыми. Я был потрясен. Покойник словно открывал нам дорогу в потусторонний мир. Я бросился изучать сочинения Варфоломея Антиохийского, и именно он раскрыл мне глаза: мир живых и мир мертвых сообщаются… Вот тогда на меня снизошло откровение. Все последующие годы я изучал этот вопрос. Анализировал тексты. Прочел все, что касалось Орфея и Тесея. Александра Великого и Улисса… Я работал не покладая рук… Обшарил все закоулки в библиотеках Палермо и Бари, отыскал книги, которые не открывались в течение столетий. Все, что только можно. Ничего не пропустил. Объездил всю Италию: Неаполь, Палермо, Лечче, Матеру. Исписал сотни страниц. Только никто их не прочел. Меня сочли за сумасшедшего. Всюду, где я бывал, на меня смотрели одинаково — с легкой насмешкой и смущением. Ректор университета в Лечче даже вызвал меня к себе в кабинет и заявил, что моя работа антинаучна во всех отношениях и он сделает все возможное, чтобы положить конец моей преподавательской деятельности. Для всех окружающих я всегда оставался фантазером. Это было задолго до того, как меня застукали в саду возле порта, так сказать, со спущенными штанами, в обществе восхитительного пятнадцатилетнего отрока. Но это не так уж важно. Я не отступился. Я помню все, что прочел. Я ничего не выдумал.

— И что же? — раздраженно прервал Маттео.

Professore [7]ответил не сразу. Он не хотел, чтобы его подгоняли, и не обратил никакого внимания на дурное настроение одного из присутствующих.

— Знаете ли вы, — продолжал он, — что Фридрих II объявил смерти войну? Нет? Меня это не удивляет. Об этом не знает никто. Он спустился в потусторонний мир со своей армией. Проник туда через аббатство Калена, в Каньяно, летней ночью 1221 года, у него было тридцать тысяч воинов. Спуск занял пять часов. Уж я-то знаю. Я об этом прочел. Пять долгих часов его солдаты исчезали за мощными крепостными стенами аббатства, и ни один не отступил. Император вступил в жестокий бой. Он хотел убить смерть. Потом, уже гораздо позже, он построил для себя Кастель дель Монте. Восьмиугольный замок, возвышающийся над морем. Кастель дель Монте — это его могила на веки вечные. Он сделал замок неприступным. И смерть не нашла его. Так и не смогла заполучить. Говорят, что летними ночами он иногда вместе со своими воинами в полном вооружении погружается в воду, посреди бухты Пескичи или в открытом море, у побережья Трапани. Он продолжает бороться.