Один счастливый остров - Ларс Сунд Страница 12

А это было невозможно.

Янне Почтальон не переносит моря.

Стоит Янне оказаться на борту — будь то ялик или паром «Архипелаг», — как ему становится плохо. Таков он был с самого рождения. Даже пролив между Фагерё и Лемлутом, настолько узкий, что его можно переплюнуть, если хорошенько постараться, Янне не может переплыть.

Дело не в обычной морской болезни, от которой, чуть на море подует ветер, зеленеют туристы и прочие слабаки с материка. Нет, Янне выходит из строя целиком и полностью. Лицо белее чаячьего помета, холодный пот течет ручьем, Янне дрожит всем телом. Секунда — и все содержимое желудка вырывается наружу, с обоих концов. Глаза закатываются, и Янне уже лежит, как старый потрепанный парус.

Последний раз Янне пытался выйти в море тридцать с лишним лет назад: решил проверить себя, прокатившись на весельной лодке. Не успела та отплыть и двух метров от причала, как пришлось грести обратно, опасаясь за жизнь Янне. Лишь пролежав в постели неделю, он стал приходить в себя. С пор к лодкам Янне не приближался.

И зимние льды не служат ему мостом в большой мир: Янне обречен провести жизнь в плену Фагерё.

— Да и что я забыл на материке? — говорит Янне.

Прервав свое преступное занятие, он заваривает травяной чай кипятком из свистящего чайника. Нас он не угощает. В кухне жарко. Янне вылавливает чайный пакетик из чашки, аккуратно подставив ладонь, чтобы не накапать на пол, и бросает в мусорное ведро. Положив в чашку пять кусков сахару, он звонко помешивает чай.

Янне отхлебывает.

— Знаю я, как там на материке, хоть и не был. У меня телевизор есть. На материке… Да вы сами знаете, как там на Большой земле, вы сами оттуда, чего я буду рассказывать. Нет уж, я на материке жить не хочу. С чужими людьми, и поздороваться им некогда, и поговорить. Там человека ни во что не ставят.

Янне продолжает помешивать чай, чтобы он остыл, пьет.

— А здесь все по-другому. Вам не понять, вы не отсюда. Здесь все друг друга знают. Все знают, кто ты и что ты. Мы тут не торопимся, как вы на материке, здесь все спокойно, можно быть самим собой… понимаете? Мы тут друг о друге заботимся. Когда мои родители ушли под лед и я остался один, меня отдали в Бундас. Там я и вырос вместе с Фриде и Аксмаром, мы же двоюродные… Когда я просил работу на почте, Ко-Дэ Матсон написал мне рекомендательное письмо. Так мы тут и живем — помогаем друг другу, как в старые времена.

Янне допил чай, вымыл чашку и ложку, поставил на сушилку в шкаф. Затем тщательно вытер руки кухонным полотенцем и снова натянул белые хлопчатобумажные перчатки. Чайник со свистком опять кипит на плите. Янне вновь берется за письма.

— Это вся почта, что пришла. По субботам мы теперь не разносим, так что времени у меня много. На неделе-то все суета — и исходящие просмотреть, и входящие.

Еще один конверт поддался действию пара и ножа Янне. Он с интересом читает письмо.

— Мало есть такого, чего Янне не знает о народе Фагерё, — произносит он теплым от удовольствия голосом. Он кладет письмо обратно в конверт, запечатывает, осматривает в резком свете кухонной лампы, пересказывая содержание: — Сестра Сив из Эстергранны пишет, что приедет с детьми ко дню Ивана Купалы… В других краях позвонили бы, а тут все еще письма пишут. У нас в шхерах все по-другому. Все как раньше…

Янне методично просматривает почту и сообщает нам множество фактов из жизни Фагерё.

У Абрахамсона с Бусё обширная деловая переписка касательно его пароходства, которое нынче по-современному зовется «Фагерё-Шиппинг» и перевозит пассажиров на нескольких современных моторных судах; самое новое, названное «Ойхонна» — именем, которое носили несколько судов пароходства, — было спущено на воду в прошлом году. Кроме новых судов, Абрахамсон владеет кечем «Калева» — давно отслужившей свое и готовой пойти под топор древностью, с которой он по какой-то причине никак не может расстаться. Эльна из Бакки боится заболеть раком и наверняка беспокоится о результатах анализов. Анализы хорошие, как выяснил Янне, заглянув в письмо. Вообще, средний житель Фагерё крепок здоровьем и доживает до преклонного возраста, как следует из регулярных отчетов фельдшера районным органам здравоохранения. Причина, по мнению Янне, заключается в том, что жители шхер едят много рыбы и не ходят к врачу, которого на Фагерё нет. Янне убежден, что больницы и врачи опасны для здоровья.

Петтерсон, ну, знаете, который содержит кемпинг и сдает в аренду домики, получил письменное подтверждение об исправлении ошибки в объявлении, размещенном в одной из столичных газет. Петтерсон работает не покладая рук, чтобы привлечь постояльцев вне отпускного сезона, и поэтому отправляет объявления во всевозможные средства массовой информации; он даже завел сайт в Интернете — в этом ему помог младший сын, который целыми днями барабанит по клавишам компьютера в своей комнате. Пастору Лёкстрёму из епархии прислали письмо о предстоящем визите епископа в приход Фагерё. Лёкстрём уже побаивается, хотя визит состоится только в августе: такой уж он человек, по любому поводу беспокоится…

…рассказывает Янне. Язык у него — что мотовило у комбайна, голова кругом от всех его рассказов.

Осталось одно письмо.

Коричневый конверт, небрежно наклеенная марка, напечатанный на машинке адрес. Мы не успеваем прочитать имя адресата: Янне берет письмо, бросает на него быстрый взгляд и тут же кладет на место, словно обжегшись.

Письмо ложится на стол, надписью вниз. Янне вытирает ладони о серую ткань форменных брюк.

Облизнув губы, он говорит:

— Это Коробейнику.

На плите свистит чайник, Янне снимает его с конфорки, выключает плиту.

— Коробейникову почту я смотреть не хочу, — говорит Янне и собирает письма. — У него дурной глаз.

Визгливо, со скрипом хохотнув, Янне умолкает.

Держа в руках пачку писем, он проходит мимо нас, едва не отталкивая в сторону и не говоря ни слова, выходит в сени. Скрипят ступеньки лестницы, открывается и закрывается дверь конторы. Мы понимаем, что на этот раз аудиенция окончена. Мы тоже спускаемся по лестнице и выходим на улицу. Воздух стал прохладнее, роса лизнула траву во дворе, небо над верхушками елей на западе покраснело. С моря доносится стрекот подвесных моторов. В ежевичных зарослях у Кунгсхамна завел песню соловей: свистит, трещит, клекочет.