Черный крест. 13 страшных медицинских историй - Андрей Шляхов Страница 12

Гильденстерн:

Расспрашивать себя он не дает

И с хитростью безумства ускользает,

Чуть мы хотим склонить его к признанью

О нем самом.

Уильям Шекспир

«Гамлет, принц Датский» [8]

– За последние пять лет вы сменили три места работы, – главный врач не носил очков, но по тому, как далеко от глаз держал он трудовую книжку Антона, легко можно было догадаться о его дальнозоркости, – три поликлиники. И везде работали на участке... В чем дело?

Волосы у главного врача были неестественно черными, без единого седого волоса. «Красится, – подумал Антон. – Очков не носит, волосы красит, галстук вон какой нацепил. Все с вами ясно, Анатолий Васильевич. Бабник вы, котяра мартовский».

Бабник – это хорошо. Для бабников была у Антона особая легенда, которую он про себя называл мелодраматически-сентиментальной. Отставным военным полагалась легенда «мужская», дамам предпенсионного и пенсионного возраста – «сопливая со слезой», а тем, что помоложе, – тоже «сопливая», но уже без слезы. Проколов ни разу не было, потому что довольно посредственный врач Лебедев был блестящим психологом. Тем, как говорится, и жил-кормился.

– Скучно мне на одном месте, Анатолий Васильевич, – «признался» Антон, – работа у нас рутинная, а если еще и на одном месте сидеть, то вообще мхом обрастешь.

Говорил он неискренне, как будто заранее заученный урок отвечал. Да еще глазами побегал туда-сюда, заодно и обстановочку оценил. Обстановка может рассказать о человеке больше, чем он сам о себе знает. Цепкий глаз Антона уцепился за початую бутылку «мартеля» ХО, выглядывавшую из-за книг, приметил дорогой, явно не рыночный, кожаный пиджак, висевший не просто на крючке, а на плечиках, углядел массивную малахитовую пепельницу в углу подоконника.

– Что-то мне не верится насчет скуки, – проявил проницательность главный врач, – такое объяснение можно услышать от вчерашнего студента, а вам ведь уже...

– Сорок два, – немного заискивающе подсказал Антон.

Встретив взгляд главного врача, он тут же отвел глаза куда-то вбок и для усиления впечатления немного поерзал на стуле. Дешевый дерматин противно заскрипел: «Врешь! Врешь!»

– Пьете? – Фантазия у главного врача была никудышной. – Запоями?

– Нет! – Тут уже можно было и в глаза посмотреть, и голос сделать потверже. – Правду же говорю, не лгу.

– А если я позвоню? – прищурился главный врач.

– Звоните, – так же твердо сказал Антон. – Я вообще к спиртному равнодушен. Так, если пригублю когда по случаю...

– А случай бывает по два раза на дню? – гнул свою линию главный врач.

– Лучше позвоните вашим коллегам и спросите – видел ли кто-нибудь меня хоть раз нетрезвым, – разыграл оскорбленную добродетель Антон. – Им вы поверите больше, чем мне...

– И позвоню! – с нажимом сказал главный врач. – И спрошу! Про алкоголь, про продажу больничных листов, про выписку «левых» рецептов...

– Спрашивайте, Анатолий Васильевич. – Здесь была уместна небольшая фамильярность, совсем небольшая. – Заодно можете спросить, не грублю ли я больным и не сижу ли на каждом вызове по два часа. Мне в коридоре подождать или в другой день зайти?

– Подождите, пожалуйста, в коридоре, – ответил главный врач.

Позвонил. Скорее всего, только в одно место, потому что меньше чем через пять минут выглянул в коридор и пригласил:

– Заходите, Антон Станиславович.

«Уже и имя-отчество запомнил, – удовлетворенно отметил Антон. – Осталось раскрыть „истинную“ причину, и можно будет писать заявление».

Пять лет назад, уйдя из очередной поликлиники, Антон обзавелся новой трудовой книжкой, согласно которой он тринадцать лет после окончания института проработал в одной и той же поликлинике. Если бы не эта предосторожность, то сейчас его трудовая уже стала бы двухтомником. Наверное, скоро придется повторить эту операцию. Не любят у нас летунов. При социализме, кажется, даже был такой лозунг: «Летуны разрушают производство».

– Непонятная какая-то складывается ситуация, Антон Станиславович. Администрация характеризует вас как добросовестного, аккуратного и неконфликтного сотрудника. Вы на хорошем счету, у вас участок рядом с поликлиникой, вас ценят, и вдруг вы собираетесь бросить все и уйти на новое место. Живете вы где?

– На Гальперника.

– Значит, и на работу вам придется ездить дальше. Нелогично как-то. Или вы что-то от меня скрываете, или вы не совсем здоровы... с точки зрения психиатрии, скажем так. Я не склонен покупать кота в мешке, поэтому вам придется объяснить мне истинную причину ваших переходов с места на место.

– Вы не оставляете мне выхода, Анатолий Васильевич... – вздохнул Антон.

– Совсем нет, – возразил главный врач. – Выход находится за вашей спиной. Вы вправе встать и уйти прямо сейчас, ничего не объясняя.

– Ну, хорошо, – после минутной паузы «решился» Антон. – Я скажу вам правду...

Чтобы «правда» не вызывала никаких подозрений, ее нельзя выкладывать сразу. Собеседник должен вытащить из тебя правду, вывести тебя на чистую воду, упиваясь своей проницательностью. Только тогда он поверит в то, что ты ему наплетешь.

– Как мужчина мужчину вы меня поймете...

Глаза главного врача оживились, а на губах появилась кривоватая улыбка.

«В яблочко», – констатировал Антон.

Эта поликлиника была ему очень нужна. Непаханое поле, целина...

– Есть у меня один недостаток, – Антон потупил взор, – слабость к женскому полу. Который уже раз говорил себе – никаких отношений с пациентками, это же хуже любого служебного романа, но как только увижу симпатичную женщину и пойму, что я ей нравлюсь как... Эх, что там говорить.

Теперь можно было робко заглянуть в глаза главному врачу, словно интересуясь его реакцией. А ну как заорет «мне тут кобели не нужны!» и выгонит вон.

Конечно же – не заорал. Напротив – смотрел с пониманием, даже сочувствующе.

– Так это вы из-за женщин бегаете из одной поликлиники в другую? – уточнил главный врач.

– Да, из-за них. Каждый раз говорю себе – все, финита ля комедиа, и каждый раз... Поначалу-то все хорошо, а потом начинают преследовать, на улице подстерегают, скандалить пытаются... А я не люблю конфликтов и вообще всякого шума, вот и приходится уходить в другое место.