Девушки со скромными средствами - Мюриэл Спарк Страница 12

Тем временем Николас произвел некоторое впечатление на девушек со скромными средствами, а они – на него. Тогда он еще не спал с Селиной теплыми летними ночами на крыше, куда он вылезал с чердака соседней гостиницы, занятой американцами, а она – через узкое окно, и ему не довелось еще стать свидетелем невероятного жестокосердия, которое заставило его невольно сделать непривычный жест – перекреститься. Тогда Николас еще был сотрудником ведомства, являвшегося левой рукой Министерства иностранных дел, чья правая рука не знала, что делает левая. Оно работало на разведку. После высадки десанта в Нормандии Николаса несколько раз посылали с заданием во Францию. Теперь у его подразделения почти не осталось работы, и оно свертывало свою деятельность. Этот процесс был сопряжен с разными трудностями, с перемещением бумаг и людей из конторы в контору, особенно много перемещений производилось между британским и американским отделениями разведки в Лондоне. У Николаса была кое-как обставленная однокомнатная квартира в Фулеме. Все это ему наскучило.

* * *

– Руди, у меня новость, – сказала Джейн.

– Подожди минуточку, не вешай трубку, ко мне покупатель.

– Ну так я перезвоню попозже. Я тороплюсь. Я только хотела тебе сказать, что погиб Николас Фаррингдон. Помнишь, он так и не опубликовал свою книгу – отдал рукопись тебе. Теперь она, возможно, что-нибудь стоит, и я подумала…

– Ник погиб? Будь добра, не вешай трубку, Джейн. Тут покупатель пришел за книжкой. Не вешай трубку.

– Я позвоню попозже.

* * *

Потом Николас пришел в Клуб поужинать.

Подумал я о юном Чаттертоне,

Что в славе кинул нас на полпути…

– Что это?

– Это Джоанна Чайлд дает уроки декламации, вам надо с ней познакомиться.

Щебет в разных концах гостиной, своеобразный голос Джоанны, обаяние бедности и молодости этих девушек в гостиной, оклеенной коричневыми обоями, Селина, свернувшаяся в кресле как роскошное длинное боа, – все это вдруг откуда ни возьмись потоком обрушилось на Николаса. После длившейся месяцами скуки он упивался новыми впечатлениями, хотя в другое время, возможно, ему бы и здесь стало скучно.

Через несколько дней он взял Джейн с собой на вечеринку, чтобы она познакомилась с интересовавшими ее людьми – с молодыми поэтами мужского пола в вельветовых брюках и молодыми поэтами женского пола с волосами до талии или, по крайней мере, с особами женского пола, которые перепечатывают стихи на машинке и спят с поэтами, что в сущности одно и то же. Николас пригласил Джейн поужинать к Берторелли, потом взял ее с собой на чтение стихов, происходившее в снятом специально для этого помещении на Фулем-роуд, откуда отправился с ней на вечеринку, прихватив еще несколько человек, присутствовавших на чтении. Один из поэтов, о котором все были очень высокого мнения, нашел себе работу в «Ассошиэйтед ньюс» на Флит-стрит; в честь этого он купил себе пару роскошных перчаток из свиной кожи и теперь с гордостью всем их показывал. На поэтическом сборище царила атмосфера сопротивления всему миру. Поэты, по-видимому, понимали друг друга, повинуясь некоему инстинкту, словно между ними существовала тайная договоренность, – поэт с перчатками наверняка не стал бы так откровенно хвастаться своими поэтическими перчатками и ждать, что его так же хорошо поймут на Флит-стрит или где бы то ни было еще.

Из присутствующих мужчин некоторые были демобилизованы из нестроевых частей. Некоторые – непригодны к военной службе по очевидным причинам – тик лицевых мускулов, слабое зрение или хромота. Кто-то еще носил военную форму. Николас уволился из армии через месяц после высадки в Дюнкерке, в которой не участвовал из-за ранения большого пальца руки; из армии его уволили по причине легкого нервного расстройства, перенесенного в течение месяца после Дюнкерка.

На сборище поэтов Николас держался особняком, но, хотя он весьма сдержанно здоровался со своими знакомыми, чувствовалось, он хочет, чтобы Джейн получила здесь полное удовольствие. На самом деле он хотел, чтобы она снова пригласила его в Клуб, – эта догадка осенила ее к концу вечера.

Поэты читали каждый по два стихотворения, им аплодировали. Кому-то из них в дальнейшем суждено было сойти с поэтического горизонта, кануть в дебри пивных Сохо и затеряться в обычной кутерьме окололитературной жизни. Некоторые, одаренные многими талантами, со временем не выдерживали, бросали поэзию и уходили в рекламное или издательское дело, отчаянно ненавидя литераторов. Другие, добившись успеха, как это ни парадоксально, не всегда продолжали писать стихи или писали не только стихи.

Один из этих молодых поэтов, Эрнст Клеймор, в шестидесятые годы стал подпольным биржевым маклером, по будням крутился в Сити, а три воскресенья в месяц проводил в своей загородной резиденции – в доме из четырнадцати комнат, где, игнорируя жену, уединившись в кабинете, писал «Мысли», – и раз в месяц удалялся на воскресенье в монастырь. В те же шестидесятые Эрнст Клеймор читал в постели перед сном по книжке в неделю и время от времени посылал в редакции отзывы на книжные рецензии: «Сэр, возможно, я тупой, но я прочитал Вашу рецензию на…»; позднее он опубликовал три небольшие философские книжки, очень доходчиво написанные; а в тот вечер, летом сорок пятого, Клеймор, темноглазый молодой поэт, только что прочитал хриплым сильным голосом второе стихотворение:

В ночь голубого мятежа путь голубиный мой

Я от могил любви пробил в приют мой,

В лоно, что жаждало принять восставший мой… [18]

Он принадлежал к космической школе поэтов. По его поведению и внешности Джейн определила, что он не гомик, и никак не могла решить, завязать ли с ним знакомство на будущее или продолжать держаться Николаса. Ей удалось совместить и то и другое: Николас привел этого смуглого хриплоголосого поэта, этого будущего биржевого маклера, на состоявшуюся после чтений вечеринку, где Джейн смогла условиться с ним о встрече, прежде чем Николас отвел ее в сторону и продолжил расспросы о таинственной жизни Клуба принцессы Тэкской.

– Это просто пансион для девушек, – сказала Джейн, – и больше ничего.

Пиво подавалось в банках из-под варенья – пижонство высшей марки, поскольку банки из-под варенья были тогда гораздо большим дефицитом, чем стаканы и кружки. Вечеринка происходила в Хампстеде. Было людно и душно. Хозяева, по словам Николаса, были прокоммунистически настроенные интеллектуалы. Николас провел Джейн наверх в спальню, где они сели на край незастеленной кровати и стали смотреть – он с философской усталостью, она с восторгом новообращенной представительницы богемы – на голые доски пола. Хозяева дома, сказал Николас, явно прокоммунистически настроенные интеллектуалы, о чем можно судить по батарее пузырьков с лекарствами от диспепсии на полочке в ванной. Он пообещал показать ей эти лекарства перед тем, как они спустятся вниз к остальным гостям. Хозяева, по словам Николаса, понятия не имели о том, что у них в доме гости.