Черепашья луна - Элис Хоффман Страница 12

— Понимаю, тебе было бы приятнее, если бы приехал не я, — выдавливает из себя Джулиан. — Но прислали меня. Я работаю с собакой.

— В мыслях не было, что приедешь не ты, — не подумав, отвечает Джейни. — Это тебе все хотелось, чтобы я была не я.

— Прислали меня, — упрямо повторяет Джулиан. — У меня собака.

— Вижу, — говорит Джейни.

Над головой у Джейни кружит муха, и Джейни отмахивается от нее. Она не намерена облегчать ему жизнь.

— Не хочешь сказать, что я нисколько не изменилась? — спрашивает она.

Джулиан, как всегда осторожно, поднимает на нее глаза. Джейни смотрит прямо ему в лицо, с вызовом. На носу у нее, как и раньше, полоска веснушек.

— Ты нисколько не изменилась, — говорит Джулиан.

— О нет, очень даже изменилась, — победно говорит Джейни.

— О'кей, — говорит Джулиан. — Значит, я опять ошибся.

— «Кофе и пончики», — с отвращением говорит Джейни.

— Если мы закончили перечислять мои ошибки, то, может, расскажешь о ребенке, — говорит Джулиан. — И кстати, на будущее: если вдруг снова в пять утра увидишь что-нибудь подозрительное, не нужно ждать до одиннадцати, чтобы позвонить в полицию.

— Да пошел ты, — говорит Джейни. — Я вообще не обязана звонить.

Джулиан обдумывает ее слова и допивает остатки почти остывшего кофе.

— Ладно, Джейни, — произносит он наконец, — ты хочешь, чтобы я выпрашивал у тебя информацию на коленях?

— Ага, — отвечает Джейни и невольно улыбается. — Для начала было бы в самый раз.

Джулиан ставит стаканчик на крышу машины и — прямо там, на стоянке, — опускается на колени. Если бы у Джейни не перехватило дыхание, она бы от души рассмеялась. Он до сих пор способен сделать это ради нее. Она обхватывает себя за плечи, как будто ей вдруг стало холодно.

— Встань, — говорит она.

Джулиан поднимается на ноги, выуживает из кармана куртки сигарету. Он сам не ожидал, что ему до сих пор даже смотреть на нее больно. Он старается не отводить глаз от дороги, но это та самая дорога, которая идет к федеральной трассе мимо тех самых болот, где когда-то было полно птиц, где когда-то он гулял с самой красивой девушкой в городе, а вокруг только кричали крачки и шелестела, как рисовая бумага, меч-трава.

— По-моему, я видела девочку. Ей, может, годик, может, немного больше. За контейнером, минут пятнадцать шестого. Может, в половине шестого.

— По-твоему, ты ее видела, — говорит Джулиан.

— Я видела ее, — сухо говорит Джейни. — Ее и мальчика.

— Ты и мальчика видела? — говорит Джулиан, абсолютно спокойно, поэтому Джейни и в голову не приходит, что о втором ребенке он ничего не слышал.

Вероятно, это плохая новость.

— Обоих, — кивает Джейни.

— А мальчик на вид…

Он умолкает, предоставив ей закончить фразу.

— Лет одиннадцати или двенадцати, — отвечает Джейни. — Кажется, в синих джинсах. Волосы светлые, — добавляет она. — По-моему, худой.

Джулиан кивает так, будто она отвечает правильно.

— Они направлялись в сторону шоссе? — спрашивает он.

— Не знаю. Они быстро исчезли. Кто они? Пропавшие дети или кто? — спрашивает она.

— Вроде того, — говорит Джулиан.

Он открывает заднюю дверцу и выпускает Лоретту.

— Но не совсем, — ровным голосом откликается Джейни.

Если бы он взглянул на нее сейчас, то вспомнил бы, что, когда она забиралась по водосточной трубе в свою спальню, ее юбка развевалась, как колокол. Иногда у нее щиколотки были в паутине, а подошвы в ржавчине.

— В общем, все как всегда, — говорит Джейни. — Старая история. Говори поменьше, иначе кто-нибудь поймет, что ты чувствуешь.

Джулиан берет Лоретту на поводок. Глаза у него, как всегда, темны, и выражают они так мало, что можно подумать, будто и выражать им нечего.

— Ничего больше не видела? — спрашивает Джулиан. — Незнакомую машину? Может, человека где-нибудь за теми кустами?

— Нет, — говорит Джейни.

Она вдруг чувствует усталость; полуденное солнце слишком печет, а она стоит посреди парковки. Он вернулся на двадцать лет позже, вот и все.

— Было еще темно, только-только начинало светать, — говорит Джейни. — Над океаном. Ты же знаешь, какая темень в пять утра.

Ему не раз приходилось ждать, выключив фары, пока она благополучно влезет в свое окно, и потому он точно знает, что темно. Сначала только желтеет узенькая полоска на горизонте, а потом небо вдруг становится просторным и голубым.

— Знаю, — говорит Джулиан, потому что в том, что случилось между ними, ее вины не было.

Джейни Басс хочет улыбнуться, а потом отворачивается и идет к себе. Джулиан благодарен ей за то, что она даже не говорит «до свидания». Она честная, вот и все. Им больше нечего сказать друг другу. Но когда он идет через парковку, он знает, что она смотрит на него в окно. Знает также, что скоро она отвернется, отойдет от окна и не оглянется, и у него не будет случая сказать, что она ошибается. Она не изменилась. Она прекрасна, как и прежде, но это не имеет ни малейшего отношения к тому, что он не вернулся.

Асфальт возле контейнера плавится от жары. Лоретта стоит неподвижно, слегка помахивая хвостом. Потом, когда он слышит ее глухое рычание, Джулиан наклоняется и спускает ее с поводка, и она начинает кружить вокруг контейнера, все быстрее и быстрее, и наконец замирает, стоя носом в землю. Там, на плавящемся асфальте, рассыпан сахар и крошки.

Они уйдут, куда поведут следы, и, если позволит погода, продолжат поиски ночью. Джулиан за все эти годы научился искать так тщательно, что способен заметить белого мотылька на белом песчаном холме. Способен по звуку одного упавшего листа определить направление ветра. Он делал в своей жизни ошибки, губительные ошибки. Но одно он теперь знает точно. Он ничего не пропустит. Больше ничего не пропустит.

О том, что самые худшие кошмары обычно приключаются в полдень, знают даже те, кто боится темноты. Может, это из-за гравитационного поля солнца в зените, или просто оттого, что в этот час все очень уязвимы и не ждут манны небесной. Проходя по торговому комплексу, Люси вдруг понимает: случится что-то страшное. В горле у нее появляется резь, как будто ее заставили проглотить нож. Пятиклассники младшей школы сделали из зубочисток макет дома Чарльза Верити, который установили на большом, обитом сукном столе перед «Сан банком». Для Верити это считалось культурным событием, и Люси наверняка придется писать о нем в своем обзоре, но слезы у нее подступили к глазам по другой причине. Она смотрела на этих пятиклассников, на их славные, гордые физиономии, на перемазанные клеем руки, и впервые ей отчаянно захотелось поверить, что и ее сын способен быть счастливым. Чего бы она только не отдала за то, чтобы, уезжая утром на работу, знать, что он вовремя проснулся и пошел в школу, а не отправился к Лэдди или не полез в шкафчик за выпивкой. Чего бы она не отдала за одно только доброе слово.