Сильнее страха - Марк Леви Страница 12

Усевшись через три столика от нее, он стал наблюдать, как она утоляет голод. Она то кусала яблочную шарлотку, то что-то записывала в свою тетрадку, ни на что вокруг не обращая внимания.

Эндрю был от нее в восторге. Сосредоточенный взгляд его вчерашней соседки механически скользил от тетрадки с записями к тарелке с шарлоткой и обратно, хотя едой она явно наслаждалась. Одна деталь, замеченная еще накануне, снова бросилась ему в глаза: она водила по строчкам указательным пальцем левой руки, той же рукой делала записи, правую же упорно держала под столом. Трудно было не задаться вопросом, почему она ее прячет.

Наконец женщина подняла голову, окинула взглядом кафетерий, одарила Эндрю мимолетной улыбкой и, выбросив недоеденное в мусорный контейнер, отправилась обратно в читальный зал.

Эндрю выкинул туда же свой едва надкушенный сэндвич и зашагал за ней. Опустился в свое кресло, развернул газету.

— Надеюсь, это сегодняшняя, — послышался немного погодя шепот молоденькой соседки.

— Прошу прощения?

— Вы так бесцеремонны, вот и я позволю себе то же самое: надеюсь, газета сегодняшняя. Раз вы только делаете вид, будто читаете, то не будем тянуть: что вам от меня надо?

— Ровным счетом ничего! При чем тут вы? Я просто задумался, — пробормотал Эндрю, плохо скрывая смущение.

— Я изучаю историю Индии. Вас это интересует?

— Вы преподаватель истории?

— Нет. Вы что, из полиции?

— Нет, я журналист.

— По финансовой части?

— С чего вы это взяли?

— Ваши часы. Не видела, чтобы люди этого круга позволяли себе подобные игрушки.

— Это подарок моей жены — бывшей…

— Неужели она вас обманула?

— Нет, это я ее обманул.

— Можно мне вернуться к работе? — взмолилась она.

— Разумеется. Не хотел вам мешать. Поблагодарив его, она снова погрузилась в чтение.

— Репортер, — счел нужным уточнить Эндрю.

— Не хочется быть невежливой, но мне важно сосредоточиться на моей работе, — ответила она.

— Почему Индия?

— Думаю рано или поздно туда отправиться.

— В отпуск?

— Кажется, вы не оставите меня в покое, — проговорила она со вздохом.

— Почему, оставлю. Даю слово молчать. С этого момента — больше ни слова. Крест поцеловал бы, если бы носил.

Эндрю сдержал слово и просидел молча весь день. Когда его соседка встала — до закрытия оставался еще час — он попрощался с ней безразличным кивком.

Уходя, Эндрю схватил со стола библиотекаря книгу, только что оставленную очередным читателем, и положил под обложку двадцатидолларовую бумажку.

— Мне нужна только ее фамилия.

— Бейкер, — прошептал Ясин, прижав книгу к груди.

Эндрю достал из кармана джинсов еще одну купюру с портретом Эндрю Джексона.

— Ее адрес?

— Мортон-стрит, шестьдесят пять, — ответил шепотом Ясин, пряча деньги.

Эндрю вышел из библиотеки и зашагал по Пятой авеню. На тротуаре было не протолкнуться. Поймать в такой час такси нереально. Он заметил молодую женщину из читального зала на углу 42-й улицы: она тщетно пыталась остановить какую-нибудь машину. У тротуара затормозил черный «Форд Краун Виктория», водитель наклонился, предлагая ей свои услуги. Эндрю приблизился на достаточное расстояние, чтобы расслышать цену. Она села на заднее сиденье, и длинный автомобиль влился в сплошной поток.

Эндрю добежал до Шестой авеню, спустился в подземку, сел в поезд линии «D» и через четверть часа сошел на остановке «4-я Западная улица». Оттуда было рукой подать до бара «Генриетта Хадсон», который он предпочитал другим за богатый выбор коктейлей. Заказав у стойки имбирный эль, он уселся на табурет у окна, чтобы наблюдать за перекрестком Мортон-стрит и Гудзон-стрит и ломать голову, что заставило его предположить, будто молодая женщина поедет из библиотеки прямо домой, а главное, чего ради он сам сюда притащился — в этом не угадывалось ни малейшего смысла… Как следует поразмыслив о том и о другом, он пришел к выводу, что сходит с ума от скуки. Он оплатил счет и отправился в автомастерскую к Саймону — тому как раз пришло время уходить домой.

Через несколько минут после его ухода длинный черный «форд» высадил Сьюзи Бейкер перед ее домом.

* * *

Въезд в гараж был уже закрыт металлической шторой. Эндрю ускорил шаг. Вскоре он увидел у тротуара Саймона, засунувшего голову под капот «студебекера».

— Как ты кстати! — сказал ему Саймон. — Не заводится, хоть плачь! В одиночку мне его в гараж не затолкать. Меня приводит в ужас мысль, что придется бросить его здесь на всю ночь.

— Мне бы твои заботы, старик!

— Это мой кормилец — как же мне о нем не заботиться?

— Никак его не продашь?

— Как раз продал — и получил назад от коллекционера, взявшего взамен «одсмобил» 1950 года. Своя клиентура — великое дело в моем ремесле! Ну, взяли?

Эндрю уперся руками в багажник «студебекера», Саймон опустил стекло и схватился левой рукой за дверцу, а правой за руль.

— Сломался?

— Понятия не имею. Завтра покажу механику.

Они закатили машину в гараж и отправились ужинать в ресторанчик «Мэриз Фиш».

— Я решил вернуться на работу, — объявил Эндрю, садясь за столик.

— Давно пора!

— И перееду жить к себе.

— Никто тебя не заставляет.

— Никто, кроме тебя.

Эндрю продиктовал официантке свой заказ.

— О ней что-нибудь слышно?

— О ком? — спросил Саймон.

— Сам знаешь.

— Нет, у меня нет о ней никаких известий. Откуда?

— Ну не знаю… Просто надеялся.

— Страница перевернута, она не вернется. Ты причинил ей слишком сильную боль.

— Вечер во хмелю, дурацкое признание… Тебе не кажется, что я уже сполна за это расплатился?

— Меня можешь не спрашивать, рассказывай все это ей.

— Она куда-то переехала.

— Не знал. А ты откуда знаешь, если не имеешь от нее вестей?

— Брожу иногда под ее окнами.

— Случайность?

— Да, иногда случайно забредаю…

Эндрю хмуро смотрел через стекло на темные окна собственной квартиры.

— Ничего не могу с собой поделать, это сильнее меня. Есть места, бередящие память. С ней я пережил самые счастливые мгновения своей жизни. Вот и шатаюсь у нее под окнами, посиживаю на лавочке, предаюсь воспоминаниям. Иногда вижу нас вдвоем — две тени, входящие в дом с покупками, сделанными в магазинчике на углу. Слышу ее смех, ее шутки, смотрю на то место, куда она всегда ставила пакет, ища ключи. Бывает, даже встаю с лавочки, вроде как поднять ее пакет, — в сумасшедшей надежде, что дверь откроется и жизнь продолжится с того момента, когда прервалась… Идиотизм, конечно, но мне от этого так хорошо!