Мы начинаем в конце - Крис Уитакер Страница 12

— Написано, что он не ведал страха. Однажды ограбил банк и скрылся, причем так подстроил, что шериф искал его за тысячу миль.

— Значит, он был плохой.

— Нет, он заботился о своих. Грабил ради друзей, а они всё равно что семья. — Дачесс прижала ладонь к грудке Робина. — Чувствуешь? В тебе пульсирует кровь Билли Блю Рэдли. И во мне тоже. Мы с тобой — вне закона.

— Ты — наверное. А я — вряд ли.

— Нет, мы оба.

— Как же так? Твой папа и мой папа — они разные люди.

— Ну и что? — Дачесс, едва касаясь, взяла Робина за подбородок, приподняла его мордашку. — Рэдли-то мы с маминой стороны. Если наши отцы ни на что не годились, это ерунда. Мы с тобой одинаковые. Повтори.

— Мы одинаковые.

Когда настало время, свет пригасили, для Стар вынесли стул. Она уселась перед посетителями и спела несколько чужих песен и парочку собственных. Один тип — из тех, с кем она выпивала, — после каждой песни свистел, и вопил, и всячески выражал восторг.

— Скоты, — констатировала Дачесс.

— Скоты, — согласился Робин.

— Не произноси это слово.

Вопивший резко встал, махнул в сторону Стар и сгреб пятерней свои яйца. Еще и вякнул что-то, урод, — словно намекнул: могу всякого порассказать. Обозвал их мать недавалкой. Выдвинул предположение, что она — лесба.

Дачесс вскочила, схватила стакан и швырнула обидчику под ноги. Стакан, понятно, разбился, у выродка челюсть отвисла. Дачесс раскинула руки: мол, так и буду стоять, так и буду.

Робин дотянулся до ее ладони, взмолился:

— Садись, Дачесс. Пожалуйста, садись.

Она опустила глаза, прочла страх на мордашке брата. Взглянула на мать, которая одними губами произносила то же самое: садись, пожалуйста.

Козлище продолжал таращиться. Дачесс показала ему средний палец и наконец-то села.

Робин как раз допил содовую, когда Стар позвала Дачесс, заворковала: моя деточка, мол, поет куда лучше своей мамочки.

Дачесс вжалась в спинку диванчика. Пускай Стар сколько угодно просит, пускай эти, в баре, оглядываются на нее, манят авансовыми аплодисментами. Раньше — да, раньше она пела — и в комнате, и под душем, и во дворе. Маленькая была, ни фига не смыслила насчет жизни.

Стар заявила, что дочь у нее сегодня не в духе, ну а она сейчас еще споет — под занавес. Робин оставил карандаши, глядел на мать как на последнюю из благословенных.

— Моя любимая песня.

— Знаю, — сказала Дачесс.

Допев, Стар сошла с подиума, взяла предназначенный ей конверт и спрятала в сумочку. Баксов пятьдесят там было, наверное. Тот ублюдок вырос перед ней и хвать за задницу своей лапой.

Дачесс выскочила из кабинки прежде, чем Робин успел пискнуть «не надо». Миг — и она возле матери; быстрый наклон — и в руке у нее осколок стекла.

Стар оттолкнула мужчину; он качнулся, но легко восстановил равновесие. Сжал кулак, хотел замахнуться и вдруг заметил: смотрят почему-то не на него, от взглядов будто ниточки тянутся, а ведут — вниз. Он опустил глаза. Вот она, перед ним — хрупкая, готовая на всё, с зазубренным осколком, нацеленным ему в горло.

— Я — Дачесс Дэй Рэдли, и я вне закона. А ты — пидор, тебя на барном табурете имеют. Сейчас я тебе башку отрежу.

Из кабинки донеслись крики Робина — слабые, жалкие. Стар схватила дочь за запястье и трясла ее руку до тех пор, пока пальцы не разжались, не выпустили осколок. Несколько человек бросились между Дачесс и этим уродом, принялись увещевать. Бармен налил всем за счет заведения.

Стар погнала Дачесс к двери, на ходу сгребла Робина в охапку.

На парковке было темно. Они отыскали «Джип», уселись.

Тут-то Стар на нее и набросилась. Орать стала: Дачесс — глупая, тот человек ей вреда не причинил бы, у нее все было под контролем, она не нуждалась в защите тринадцатилетней девчонки. Дачесс слушала молча. Ждала, когда мать выпустит пар.

Наконец Стар выдохлась. Протянула руку к ключу зажигания.

— Тебе сейчас ехать нельзя.

— Я в порядке.

Стар посмотрелась в зеркало, поправила волосы.

— А я тебе не дам везти моего брата, когда ты в таком состоянии.

— Сказала же: со мной порядок.

— Тогда, значит, и с Винсентом Кингом тоже был порядок.

Дачесс видела, что мать заносит руку, но не отвернулась. Приняла пощечину — типа, подумаешь, мелочь какая.

На заднем сиденье заплакал Робин.

Дачесс вытащила ключ зажигания, перелезла к брату. Пригладила ему волосы, утерла слёзы, помогла натянуть прихваченную из дома пижаму.

Часок она подремала, затем перебралась на переднее сиденье и отдала матери ключ. Стар вырулила с парковки, покатила домой. Дачесс сидела рядом, их плечи соприкасались.

— Ты помнишь — у Робина в эти выходные день рождения? — тихо произнесла Дачесс.

Секундное замешательство, и лишь потом ответ Стар:

— Конечно, помню. Он же мой принц.

Заныл живот. Своих денег Дачесс не имела, развозила по выходным почту, потела за гроши.

— Дай мне денег, я всё организую.

— Нет уж, я и сама могу.

— Но…

— Дачесс, блин, я же сказала, что разберусь. Вера твоя где, а?

Она могла бы ответить, что веры у нее убывает с каждым собственным днем рождения, игнорируемым матерью.

Машину трясло на ухабах, пока не выехали на хайвей.

— Есть хочешь? — спросила Стар.

— Я готовила хот-доги.

— А соус купить не забыла? Робин любит с соусом.

Дачесс устало взглянула на мать. Стар погладила ее по щеке.

— Надо было тебе сегодня выйти, спеть со мной.

— Для кучки пьяных козлов? Нет уж, пусть этим профессионалы занимаются.

Стар вытащила сигарету, сунула в рот, завозилась с зажигалкой.

— А сейчас споешь для меня, если я радио включу?

— Робин спит.

Стар обняла дочь за плечи, привлекла к себе, поцеловала в темечко. На минимальной скорости они ехали по пустынному хайвею.

— Сегодня в баре был один парень… у него своя студия. Ну в долине. Так вот, он мне визитку дал и сказал, чтобы обязательно позвонила. Я думаю: это оно самое.

Дачесс зевнула. Веки у нее отяжелели, огни на обочинах слились в одну мутную полоску.

— А знаешь ли ты, Герцогиня Кейпхейвенская, что я всегда мечтала о дочери? Кстати — очаровательный бантик.

Дачесс об этом знала.

— А ты, мама, знаешь про Билли Блю Рэдли?