Любовный саботаж - Амели Нотомб Страница 12

Она могла целыми днями неторопливо гулять по тесному гетто. И оглядывалась по сторонам только для того, чтобы убедиться, что на нее смотрят.

Не знаю, находились ли дети, не любовавшиеся ею. Она внушала восхищение, уважение, обожание и страх, потому что была самой красивой и потому что всегда была безмятежна, потому что никогда не заговаривала первой, потому что для того, чтобы войти в ее мир, нужно было приблизиться к ней, и потому что в конечном счете никто так и не проник в ее мир, который наверняка был царством надменного спокойствия, величия и блаженства, где она превосходно обходилась обществом самой себя.

Никто не смотрел на нее так, как я.

После 1974 года на многих смотрела я жадно и подолгу, так что это их смущало.

Но Елена была первой.

И ее это не смущало нисколько.

Именно она научила меня смотреть на людей. Потому что она была красива и, казалось, требовала, чтобы на нее смотрели не отрываясь. Требование, которое я выполняла с редким усердием.

По ее вине я стала меньше интересоваться войной. Разведчик все реже ходил в разведку. До ее появления я проводила свободное время верхом, в поисках врага. Теперь же долгие часы посвящались созерцанию Елены. Это можно было делать в седле или на земле, но всегда на почтительном расстоянии.

Мне и в голову не приходило, что это выглядит нелепо. При виде ее я о себе забывала. Такое помутнение рассудка могло оправдать самое странное поведение.

Ночью, лежа в кровати, я приходила в себя и начинала страдать. Я любила Елену и чувствовала, что моя любовь жаждет чего-то. Но понятия не имела, чего именно. Я знала, что красавица должна обратить на меня хоть чуточку внимания. Этот первый этап был совершенно необходим. Но я чувствовала, что потом между нами должно свершиться нечто таинственное и неопределенное. Я сочиняла истории – кое-кто назвал бы их метафорами, – чтобы приблизиться к тайне. В этих историях моя возлюбленная всегда страдала от холода. Чаще всего лежала на снегу. Полураздетая, почти голая, она плакала, так ей было холодно. Снег играл важную роль.

Мне нравилось, что она мерзнет, ведь это значило, что нужно ее согреть. Мое воображение не было столь настойчиво, чтобы найти тому наилучший способ, зато я представляла – я чувствовала, – как тепло, постепенно растекаясь по закоченевшему телу, его отогревает и заставляет ее вздохнуть от необычного удовольствия.

Эти истории повергали меня в такое блаженство, что казались волшебными. Отблеск их магического очарования падал и на меня, я была настоящим медиумом. Я владела великими тайнами, и если бы Елена догадывалась об этом, она бы полюбила меня.

Нужно было ей рассказать.

И я рискнула. Это было очень наивно с моей стороны, но по моим поступкам можно судить, как сильно я верила в это чудо.

Однажды утром я подошла к ней. На ней было пурпурное платье без рукавов, стянутое на талии и расширяющееся книзу подобно пиону. Ее красота и грация затуманили мне рассудок.

Однако я не забыла того, что хотела ей сказать.

– Елена, у меня есть один секрет.

Она снисходительно взглянула на меня, словно говоря, что послушать новости всегда неплохо.

– Еще один конь? – насмешливо спросила она.

– Нет. Настоящий секрет. Об этом кроме меня больше не знает никто на свете.

Я сама ничуть в этом не сомневалась.

– И что это?

Тут я сообразила – хоть и поздно, – что мне совершенно нечего было ей показать. Что я могла придумать? Не могла же я рассказать ей про снег и странные вздохи.

Это было ужасно. В кои-то веки она удостоила меня взглядом, а мне нечего было сказать.

Чтобы протянуть время, я решила ее куда-нибудь отвести.

– Иди за мной.

И я пошла, сама не зная куда, стараясь сохранять уверенный вид, чтобы скрыть свою панику.

О чудо – Елена последовала за мной. Правда, ничего необычного в этом не было. Она целыми днями неторопливо расхаживала по гетто. А сейчас просто шагала рядом, но оставалась такой же отстраненной, как всегда.

Было очень трудно двигаться в ее темпе. Похоже на замедленную съемку. Но это было ничто в сравнении с ужасом, который я испытывала при мысли о том, что мне нечего, абсолютно нечего ей показать.

И все же я ликовала, глядя, как она идет рядом со мной. Я ни разу не замечала, чтобы она шла с кем-то рядом. Ее волосы были заплетены в косу, и я отчетливо видела ее восхитительный профиль.

Но куда же, черт побери, мне ее отвести? В гетто не было ничего таинственного, и она знала его так же хорошо, как я.

Весь этот эпизод длился около получаса. Но в моей памяти он равен неделе. Я шагала медленно, не столько затем, чтобы быть рядом с Еленой, сколько чтобы оттянуть момент позора и унижения, когда я покажу ей дыру в земле, кусок битого кирпича или другую чепуху и отважусь пролепетать что-то вроде: «О! Его кто-то украл! Кто стащил мой ларец с изумрудами?» Красавица рассмеется мне в лицо. Позор неотвратим.

Я выставляла себя на посмешище и все же не могла признать свое поражение, ведь секрет все-таки был, и он был лучше любых изумрудов. Если бы только найти слова, чтобы описать Елене всю прелесть этой тайны – снег, странный жар, неведомое удовольствие, бесстыдные улыбки и все то необъяснимое, что за этим следовало.

Если бы я могла показать ей хоть краешек этого чуда, она бы пришла в восторг и полюбила меня, в этом я не сомневалась. Нас разделяли слова. А ведь достаточно было найти волшебное заклинание, чтобы добраться до сокровищ, как у Али-Бабы «Сезам, откройся!». Но великий секрет оставался под замком, и все, что я могла сделать, – еще больше замедлить шаг в надежде на то, что вдруг из воздуха возникнет слон, летучий корабль или атомная электростанция – что-нибудь, что отвлекло бы нас.

Терпение Елены говорило о ее равнодушии, она словно заранее решила, что мой секрет не стоит внимания. Я была почти благодарна ей за это. Так потихоньку, бесцельно сворачивая то вправо, то влево, мы подошли наконец к воротам гетто.

Я почти задыхалась от отчаяния и гнева. Я готова была броситься на землю с криком: «Нет никакого секрета! Не могу я ни показать его, ни рассказать о нем! И все-таки он есть! Ты должна поверить, потому что я чувствую его в себе и потому что он в тысячу раз прекраснее, чем ты можешь себе представить! И ты должна полюбить меня, потому что я одна владею этим секретом. Не дай такому сокровищу, как я, уплыть из твоих рук!»

И тут Елена, сама того не зная, спасла меня:

– Твой секрет за воротами Саньлитунь?

Я сказала «да», просто чтобы что-нибудь ответить, прекрасно зная, что бульвар Обитаемого Уродства не похож ни на какой секрет.

Моя возлюбленная остановилась:

– Тогда ничего не получится. Мне нельзя отсюда выходить.