Парижское эхо - Себастьян Фолкс Страница 12

В ответ незнакомка выплюнула целый клубок французских слов, из которых я смог хоть как-то разобрать только «пятьдесят». Сандрин взяла меня под руку и прошептала:

– Пойдем-ка отсюда. Мы уже почти на месте.

Дойдя до конца улицы, я попытался объясниться:

– Поначалу она была милой, но потом…

– Сколько тебе лет, малыш?

– Двадцать три. Я же тебе говорил.

– Ага. А на самом деле?

– Ладно. На самом деле двадцать.

– Честно-честно?

– Ну, почти двадцать.

– Поздравляю, только что ты встретил первую в своей жизни парижскую проститутку.

– Но… А как же сумки с продуктами? И обручальное кольцо?

– И не говори. Все же знают, что настоящую проститутку можно встретить только ночью, в свете уличного фонаря, распевающей песни Эдит Пиаф.

Я не знал, кто такая эта Эдит Пиаф, и некоторое время шел молча, но потом снова заговорил:

– Ладно, хватит уже надо мной смеяться.

Квартира Ива оказалась на последнем этаже здания, похожего на рынок «Гоа». Первым делом я заметил окна с грязными металлическими решетками и то, что в комнатах не было ни одной кровати. Что ж, по крайней мере хозяин оказался дома. Он быстро вспомнил Сандрин и пригласил нас войти; с обледенелой улицы мы шагнули навстречу крупному бородатому мужчине в джинсовом комбинезоне. Он был похож на автомеханика из американской глубинки или на одного из персонажей «Посланника» по прозвищу Бастер Би. Ив дал нам по куску багета и крошечному шарику сыра в красной восковой оболочке. Рядом с нами сидели еще четыре или пять человек, но диван в комнате был только один, поэтому двое из них расположились на полу. У Сандрин на рюкзаке болтался тонкий спальный мешок. Раскатав его, девушка улеглась и почти сразу уснула. Ее лицо горело.

Прислонившись спиной к стене, я закурил сигарету и прислушался к остальным.

– У меня была комната в Клишису-Буа, в одной из огромных башен. Все было круто, пока этот чертов метис не выставил меня за дверь, потому что его брат со своим потомством должны были приехать в кузове фруктовой фуры. И вот я на улице, а через пять минут меня принимают шмитты — просто так, безо всякой причины!

По их разговорам получалось, что все плохое в их жизни происходило по вине кого-то другого. Все они были очень злыми и непристойно ругались в адрес людей другой расы. Даже тот, кто сам был африканцем, тоже ругался. Я не понимал их сленга, хотя о значении некоторых слов было нетрудно догадаться: «метис» – скорее всего, «человек смешанной расы», а «шмиттами» они, судя по всему, называли копов. Но многие другие слова – «bougnoules» ^[13], «youtres» ^[14] относились к арабам, африканцам и евреям и звучали крайне недружелюбно. В какой-то момент мне удалось выскользнуть в ванную, чтобы почистить зубы. Потом я вернулся и лег на пол рядом с Сандрин, надеясь, что собравшиеся скоро замолчат. Спальника у меня не было, поэтому пришлось надеть сверху запасной свитер и скрутить подушку из двух чистых футболок.

Мне хотелось согреться, но так, чтобы не подхватить от Сандрин этот мерзкий вирус, поэтому я пристроился к ней задом и повернул голову в другую сторону.

Всю ночь Ив то приходил, то уходил и разговаривал своим обычным голосом, словно не понимая, что пришло время спать. Другие люди продолжали гундосить, рассказывая друг другу истории своих несчастий; посреди ночи вдруг заявилась еще одна женщина. Думаю, хоть немного поспать мне все-таки удалось: просыпаясь, я помнил обрывки каких-то странных снов. Одно я решил наверняка: больше я тут не останусь.

На следующее утро мы снова спустились в метро, доехали до «Площади Италии» и пошли к тому месту, где накануне нас кормили рубцом (я его так и не съел). Наш план был прост: найти вчерашнюю нищенку и попросить, чтобы она устроила нам местечко в одной из панельных башен по соседству.

Мне казалось, я окончательно выпал из нормальной жизни. Не зная имени девушки, нам пришлось спрашивать других бездомных, не видел ли кто ее. Вот таким неожиданно стал мой мир. Ни мисс Азиз, ни Лейлы, а только разговоры в духе: «Давай найдем какого-нибудь бомжа и спросим, где искать попрошайку, если ее нет на ступеньках». Было часов восемь утра, дома в это время я бы еще спал, но тут мы уже умудрились не только встать, но и прийти в другой конец города. Казалось, в этом новом мире, куда меня занесло по ошибке, никто никогда не спал.

В конце концов нам все-таки удалось узнать все пароли и явки, и к полудню мы уже шагали по широкой площади, утыканной домиками с волнистыми красными крышами в восточном стиле, напоминавшими мультяшные картинки. «Олимпиады» – так называли этот район местные, поскольку площадь окружали башни, каждая из которых носила имя в честь города, в котором когда-то проходили Олимпийские игры. Одному богу известно зачем. Афины, Кортина, Токио, Саппоро… Все это напоминало сюжет научно-фантастического фильма, где сумасшедшему архитектору выдали слишком много денег на проект. Местный торговый центр назывался «Пагода». Что, черт возьми, общего у пагоды и Олимпийских игр? Какое отношение она имеет к Тринадцатому округу? Ледяные файерболы…

В конце концов дорога привела нас на двадцать первый этаж башни «Сараево». Там были одни китайцы. Все здание было китайским. Мы заселились в маленькую комнату с одной кроватью; постельного белья нам не полагалось, а единственную ванную мы должны были делить с восемью другими постояльцами. Владела всем этим китаянка лет пятидесяти по имени Бако или как-то так. У нее было бездушное плоское лицо, и все же она дала нам отсрочку с оплатой – до конца недели. Я пообещал Сандрин, что заработаю эти деньги. Ей же нужно было просто лечь и хорошенько проспаться, чтобы болезнь отступила. В таком состоянии ни о какой Англии ей, конечно, и думать было нечего.

Мы разложили спальный мешок Сандрин на кровати, чтобы ей было удобнее, еще я одолжил ей свой свитер. Это означало, что самому мне остались лишь футболка и худи, правда, оно было достаточно теплым. Я решил: все будет в порядке. Взяв все евро, что были у нас на двоих, я отправился купить какой-нибудь дешевой еды. Когда я спросил Бако, куда лучше идти, она прорычала:

– Ton frère ^[15].

Сначала мне показалось, что это какое-то ругательство.

Из той же серии, что «Ну тебя к черту и всю твою семейку».

– Mon frère ^[16]? – вежливо переспросил я, а потом добавил: – Je n’ ai pas de frère ^[17].

Чистая правда. Никакого брата у меня не было.