Дорогие гости - Сара Уотерс Страница 11

Фрэнсис не то чтобы недолюбливала Стиви, но навещать подругу предпочитала в часы школьных занятий: все-таки она приходила повидаться с Крисси. Они с ней познакомились еще в середине войны. По иронии, когда наступил мир, они поссорились и расстались очень плохо, но судьба вновь свела их. Волею судьбы, случая или чего бы там ни было, как-то раз в прошлом сентябре Фрэнсис, спасаясь от ливня, забежала в Национальную галерею, побродила по фламандским залам, потом перешла в итальянские – и там натолкнулась на Кристину, тоже насквозь промокшую, которая со странным, смешанным выражением разглядывала «Аллегорию Венеры с Амуром». Отступать было поздно: пока Фрэнсис стояла в замешательстве, Кристина повернулась и встретилась с ней глазами. После первых минут неловкости обеим пришлось признать, что их встреча не простое стечение обстоятельств, и теперь они виделись два-три раза в месяц. Их дружба порой представлялась Фрэнсис подобием куска мыла – старого кухонного мыла, которое округло смылилось от долгого употребления и лежит в ладони удобно, но которое роняли на пол столь часто, что частицы золы въелись в него навечно.

Сегодня, например, Фрэнсис заметила, что Кристина изменила прическу. В прошлую встречу, две недели назад, волосы у нее были средней длины, но теперь затылок плотно острижен, лоб до середины закрывает прямая челка, а на щеки выступают гладкие заостренные пряди. Фрэнсис сочла прическу вызывающе эксцентричной. Таким же она сочла и платье подруги: вихрь грязно-розовых и серых оборок в тон стенам, декорированным в стиле Блумсбери. Собственно говоря, сами стены, да и всю неряшливую квартиру в целом, она оценивала точно так же. Фрэнсис каждый раз смотрела на этот беспорядок со смешанным чувством зависти и отчаяния, представляя, как чинно, строго и опрятно выглядели бы комнаты, принадлежи они ей.

Она ничего не сказала про стрижку. Она закрыла глаза на страшный беспорядок. Чайник закипел, и Кристина наполнила заварник. Тонко порезала сдобу, достала масло, ножи и две длинные медные вилки для поджаривания тостов.

– Давай сядем на пол и сделаем все как положено, – весело предложила она.

Они отодвинули кресла в сторону и удобно устроились на ковре. У Фрэнсис на ручке вилки была изображена Матушка Шиптон ^[7], а у Кристины – кот со скрипкой. Серая решетка обогревателя порозовела, потом стала огненно-оранжевой, и в комнате сильно запахло горелой пылью.

Булка поджарилась быстро. Они осторожно перевернули кусочки, намазали маслом и стали есть, держа блюдца под подбородком, чтобы масляные капли не падали на ковер.

– И ты только подумай о несчастных русских! – вздохнула Кристина, подбирая крошки.

После чего вспомнила о газетке, на которую сейчас работала, и принялась оживленно о ней рассказывать. У них офис в Кларкенуэлле, в подвале ветхого дома под снос. На этой неделе она провела там два дня, в ежеминутном страхе за свою жизнь. Он трещит и стонет, точно дом в «Крошке Доррит»! Платят гроши, конечно, но работа интересная. У газеты есть собственный печатный станок, и скоро Кристину научат набирать шрифты. Там каждый занимается всем понемногу, такой у них порядок. Она уже просто «Кристина» для двух молодых редакторов, а они для нее просто «Дэвид» и «Филип»…

Какая насыщенная жизнь, подумала Фрэнсис. У нее самой была лишь одна новость – про постояльцев. Фрэнсис часто воображала, как будет описывать Барберов подруге, мысленно вела с ней длинные искрометные разговоры про них. Но теперь, когда у Кристины новая модная стрижка, голод в Поволжье, Дэвид и Филип… Она молча доела свой тост. В конце концов сама Кристина, зевнув и по-балетному вытянув носочки босых ног, сказала:

– Что я все о себе да о себе! Расскажи, что новенького в Камберуэлле. Что-то же у вас происходит, правда? – Она похлопала пальцами по губам и вдруг на миг застыла. – Погоди-ка! Кажется, в прошлый раз ты упоминала про квартирантов?

– У нас на Чемпион-Хилл мы называем их платными гостями.

– Так они уже вселились? А почему ты молчишь? Вот же скрытная какая! Ну? Как они тебе?

– О… – Все остроумные характеристики, придуманные заранее, куда-то улетучились. Фрэнсис напрягла память, но перед глазами всплыл лишь образ милой миссис Барбер с тамбурином в руке.

Наконец она ответила:

– Да ничего, нормально. Просто странно, что мы с матерью снова не одни в доме, вот и все.

– Стакан к стене приставляешь, а? Подслушиваешь?

– Нет, конечно.

– А я бы подслушивала. Я прилипаю ухом к полу каждый раз, когда соседка снизу тайком приводит своего кавалера. Это почти так же познавательно, как лекции Мэри Стоупс ^[8]. Если бы твои мистер и миссис… как их?

– Барберы. Леонард и Лилиана. Лен и Лил, так они друг друга называют.

– Лен и Лил из Пекхам-Рая!

– Откуда-то же они должны быть, правда?

– Так вот, если бы они жили здесь в соседней комнате, я бы к работе даже не притрагивалась.

– Все новое быстро приедается, уж поверь.

– Больно ты скупа на подробности… Как тебе муж?

Фрэнсис вспомнила синий взгляд, приводящий ее в смущение.

– Не знаю даже. Я еще его не раскусила. Самодовольный. Эдакий павлин в курятнике.

– А жена?

– О, гораздо приятнее. Симпатичная… фигуристая такая, как мужчинам нравится. Несколько романтична. Не знаю, право. Мы с ней сталкиваемся на лестнице. Встречаемся на лестничной площадке. Вообще, все происходит на лестничной площадке. Я и не представляла, что лестничные площадки могут быть таким оживленным местом. Наша превратилась в подобие Клэпэмского узла. Там непрерывное движение: кто-то проходит в одну сторону, кто-то в другую, а кто-то ждет на боковой ветке, когда путь освободится.

– А как твоя мать переносит все это?

– Держится молодцом.

– То есть она безропотно спит на обеденном столе – или какие там неудобства ей приходится терпеть? Признаться, не представляю, как твоя мать уживается с квартирантами! Она еще не вскрывала над паром письма?

На это Фрэнсис отвечать не стала. Но Кристина, похоже, и не ждала ответа. Она снова зевнула и потянулась, выпрямляя носочки ног на манер Лопоковой. Потом сказала:

– Чем жечь обогреватель впустую, давай поджарим еще тостов. В нас влезет добавка?

Они решили, что влезет, и насадили на вилки еще два куска сдобы.

Когда они ели по второму тосту, запивая чаем, на улице внизу вдруг заиграла шарманка. Обе склонили голову чуть набок и прислушались. Шарманка исторгала сумбурный поток звуков, в котором не сразу угадывалась мелодия. «Розы Пикардии» ^[9], самый банальный мотивчик из всех мыслимых, но это была одна из песен их юности. Они переглянулись. Фрэнсис смущенно пробормотала: