Контрабас и виски с трюфелями - Михаил Шахназаров Страница 11

— Петя, тебе интересны схемы гешефтов по застройке «Селии»?

— Они всем интересны. А откуда инфа?

— Скажем так: от человека, которому можно верить.

— То есть от конкурента «Селии»?

— Нет, — ответил я.

— Просто несколько дней назад звонил Марк Громадский. Кричал в трубку, что будет нейтронный материал по тендеру на комплекс «Поларис». Оказалось, его развел Саша Фильбаум.

— В смысле, как развел? — Во рту стало сухо.

— Пообещал разоблачительное интервью. Типа, все пидорасы, а я должен сказать людям правду. Пригласил Марка к себе. И как бы невзначай попросил привезти четыре вязанки дров для камина и пару пузырей водки. Мол, нога сломана — тяжело из дома выбираться.

— Деньги за дрова и водку отдал? — Теперь этот вопрос меня интересовал больше, чем схемы «Селии».

— Отдал половину. А до Марка он так же Женю Тимьянек поимел.

— Кто такой Женя Тимьянек?

— Не такой, а такая. Писунья-многостаночница. Кулинарный критик, а по совместительству светский хроникер. — Петю было не остановить. — Раньше кабаки ей за обзоры платили. А сейчас, бедолага, за еду пишет. Давится и пишет. Так вот. Саша обещал Жене рассказать про нового любовника певца Камиля.

— И этот тоже?

— А ты думал! Живет с советником министра культуры, Янисом Лейте.

— Это с тем, что драл Петериса Табунса?

— Именно. Ну вот. Короче, Фильбаум попросил Женю Тимьянек привезти пузырь водки. В итоге и шнапс приговорил до капли, и Женю загнул во всех извращенных и неизвращенных формах.

— Мне сказал, что у него стоит через раз.

— Врет. Все врет. Но я думаю, у него единственного в этом городе на Женю и встал. Говорят, мол, столько водки не бывает. Столько «Виагры» не бывает, Тема.

— То есть у девушки была успешная творческая командировка… Лады, бывай, Петь.

— Что-то у тебя с голосом, Тема. Ты не пропадай. Мне про «Селию» очень даже интересно.

Одну шаурму я отдал дежурившему в переходе бродяге. Он был в грязном джинсовом костюме и кроссовках «Адидас». Точно такие же мне подарили в год московской Олимпиады. Только у меня кроссовки были синие, а на обросшем мужичке — красные. Откуда они у него? Может, отдал кто, а может, купил за копейки на «блошке».

Второй цилиндр в фольге с благодарностями приняла худощавая бабулька. Поинтересовалась, что внутри, спросила, почему не съем пирожок сам. Я уже писал, почему. Может, там седые волосы древнего араба.

Мимо скамейки прошла мамаша с розовой коляской. Я отпил первый глоток и улыбнулся вослед. Все же в садово-парковом алкоголизме есть своя прелесть: свежий воздух, новые лица, пение птиц. Телефон зазвонил на третьем глотке.

— Тема, я весь изъерзался в ожидании. — Теперь Сашин кашель меня раздражал. — Ты где, старик?

— Скоро буду, Саш. Еще чуток терпения.

— Не вопрос, старина, не вопрос, — Саша вновь принялся харкать в трубку.

— Может, сигарет подвезти? — проявил я заботу.

— Если несложно, возьми пару пачек синего «Винстона». И заранее благодарю, Темочка.

Следующий звонок раздался на экваторе бутылки.

— Тема, ну куда ты запропастился? — Саша казался сердитым.

— В дороге, Сань. За сигаретами заезжал.

— Я тебя понял. Жду, жду, дорогой. Интервью будет — просто охереешь.

— Верю, Санек.

Через полчаса Саша был уверен, что я с детства обязан возить ему шаурму с «Белугой».

— Тема, ну что за херня? Ты где, Тема? — хрипел в телефон Александр.

— В мыслях, Саш.

— В мыслях?! Ты не в такси, а в мыслях?

— Ага. Скажи мне, Саша… а она красивая?

— Кто она, блядь?!

— Женя Тимьянек. Журналистка, на которую у тебя встал. Тебе было с ней хорошо?

Саша взял паузу. Она была затянутой, но он не играл:

— Хорошо мне было бы с шаурмой и водкой, Тема. А с Женей… с ней так же херово, как и с тобой. Какая же ты сука, Тема…

Трубка замолчала. Больше Саша не звонил. Но стоит мне подойти к небольшому кафе, в котором продают восточный фастфуд, как я сразу вспоминаю шаурму с «Белугой».

Хризантемы

Я покупаю семь пышных фиолетовых цветков. Завтра подарю Свете. В эфире заиграет The Best от Тины Тернер, и появлюсь я с хризантемами. В белой льняной рубашке, синих льняных брюках и мокасинах голубой замши. Будет сюрприз. Света растрогается, скажет, как тяжело уходить с радиостанции на телевидение, и поцелует меня в щеку. Признается в любви к тем, для кого работала два этих года, и низко поклонится коллегам. Слушательница Вера Павловна из Люблино увлажнит дряблые щеки. Физик Вадим из Питера прокартавит, что трудно будет прожить без переливов Светиного смеха. Наверняка эта парочка пробьется в эфир. Идиотам это удается много чаще нормальных. Да и где они, эти нормальные?..

Обязательно пришлет несколько СМС Аслан. Он пишет одно и то же. О том, как счастлив слышать голос моей соведущей. О том, как часто рассматривает ее фото. По надрыву чувствуется — онанирует. Аслана легко узнать и без подписи. У него не бывает слов без ошибок.

О выщербины асфальта ударились первые капли дождя. Светофор на переходе мигнул зеленым. Откуда-то слева донесся неприятный скрежет, а сразу за ним собачий лай. Посередине дороги сидел грузный мужчина в белой майке-алкоголичке, клетчатых шортах и бассейновых тапочках. Рядом трясся испуганный джек-рассел. Кинологическая романтика. Выйти пьяным и полураздетым, чтобы выгулять любимого пса. Чуть поодаль лежал на боку мотоцикл класса «турист». С огромными багажниками и мощными колонками, раздающими риффы ZZ TOP. Мотоциклист — на вид чуть больше пятидесяти — отряхивал джинсы, тер бока своего вишневого красавца и повторял «ептыть». Хозяин джек-рассела тоже повторял «ептыть». Захотелось вручить фиолетовые хризантемы байкеру. Алкоголик с четвероногим другом решил перебежать дорогу, где этого делать нельзя. Глаза алкоголика были залиты не только дождем — мотоцикла он не увидел. Завтра в эфире расскажу, как у ворот Ботанического сада Безумный Макс чудом спас жизнь Афоне и Майло.

Эфир получился комканым и скучным. Таким же безликим и серым, как бумага-промокашка. Купив тетрадь, мы промокашку сразу же выбрасывали. И этот эфир можно было точно так же выбросить в невидимое помойное ведро. За полчаса до финала решил разыграть майку с лицом Элиса Купера. Элис на ней хорош: вампирская металлокерамика, пропитанная бутафорской кровью рубаха, глаза цвета кожицы спелого огурца. Я задал конкурсный вопрос, и Света прикусила губу. Потом резко выдохнула: