Тени прошлого - Джулиан Феллоуз Страница 11

Я сидел в углу, рассказывал об охоте скучноватой девушке с веснушками, когда вошла Серена Грешэм, и по легкому ропоту, обежавшему зал, сразу стало понятно, что она уже снискала себе репутацию звезды. Больше всего поражало, как Серена с ней справляется. Невозможно было представить менее заносчивого и более скромного человека, чем она. К счастью, я сидел рядом с последним пустым стулом и помахал ей рукой. На секунду она задумалась, вспоминая, кто я, а потом подошла ко мне. Любопытно было, что Серена решила следовать моде. Двадцать лет спустя, когда сезон превратился в балаган для хвастливых молодых людей, с одной стороны, и алчных дочек нуворишей – с другой, Серена и не подумала бы устраивать подобные сборища. Видимо, это была дань традиции, которую в те унылые времена соблюдал даже такой не скованный условностями человек, как она: делать то, что полагается.

– Как вы с Мирандой познакомились? – спросил я.

– Да мы и не слишком знакомы, – был ее ответ. – Впервые встретились, когда обе приехали погостить к моим кузенам в Ратленд.

Одним из талантов Серены было отвечать на каждый вопрос легко и быстро, без тени таинственности, но не сообщать при этом ничего существенного.

– Значит, ты решила, как полагается, поиграть в дебютантки? – кивнув, спросил я.

Не хочу преувеличивать собственную значимость, но не уверен, что до этого момента Серена в полной мере осознавала масштабы всего предприятия. Она задумалась, потом, нахмурившись, ответила:

– Я не знаю. – Словно вглядывалась в какой-то незримый хрустальный шар, висящий в воздухе. – Посмотрим, – прибавила она, и от ее слов мне показалось, что она лишь наполовину принадлежит к роду человеческому и именно это во многом составляет ее очарование.

То был ее входной билет в сферу человеческих эмоций, который давал ей возможность в любое мгновение отстраниться от происходящего. Она меня просто завораживала.

Пока мы ели, я в общих чертах изложил это Дэмиану. Он восхищался каждой подробностью, как антрополог, давным-давно постулировавший некую теорию, но лишь недавно обнаруживший реальные подтверждения своей правоты. Подозреваю, что Серена была первой подлинной аристократкой, которую он встретил, и, к своему облегчению, нисколько не разочаровался. Она была ровно такой, какой читатели исторических романов, купленных в железнодорожном киоске перед долгим утомительным путешествием, представляют аристократических героинь: и в своей умиротворенной красоте, и в своей холодной, почти ледяной отстраненности. Что бы ни думали об этом сами аристократы, лишь немногие из них в достаточной степени соответствуют воображаемому прототипу. И Дэмиану выпала удача – или неудача? – начать свои знакомства в обществе с представительницы высших кругов, которая превосходно воплощала этот образ. Было видно, что ему эта встреча доставила несказанное удовлетворение. Правда, глядя на то, как все обернулось, может, лучше бы ему не удалось так легко вторгнуться в тот мир.

– И как же попасть в список гостей на эти чаепития? – спросил Дэмиан.

Мне странно это говорить, но я симпатизировал ему. Бывали времена, когда я об этом забывал, но на самом деле он мне нравился. С ним было интересно и весело, он обладал располагающей внешностью. Мне всегда представлялось, что это весьма полезные качества. И еще он имел свойство, которое новое время удостоило термином «позитивный настрой», а в те времена характеризовало человека, не утомлявшего вас. Много лет спустя одна знакомая, описывая мне свой мир, сказала, что он населен исключительно излучателями и поглотителями. Тогда Дэмиана можно было назвать лучшим излучателем. Он согревал компанию, в которой оказывался. Он мог добиться того, что люди хотели ему помогать, и эту алхимию с исключительной успешностью практиковал и на мне.

Но сейчас я не мог предоставить Дэмиану то, чего он просил, поскольку чаепития уже прошли. Эти скромные неофициальные приемы играли главным образом роль предварительного отбора. Девушки искали себе кавалеров на год, а ко времени того нашего ужина в Кембридже уже сформировались группы и начались коктейльные вечера. Хотя первый вечер, который мне полагалось посетить, был не балом дебютанток, но одним из серии приемов, дававшихся Питером Таунендом, церемониймейстером сезона, в его лондонской квартире. Тот, кто будет изучать эти ритуалы, возможно, удивится, что последние двадцать-тридцать лет существования ими целиком распоряжался северянин без роду без племени и с весьма скромными средствами, но так уж повелось. Дэмиану, разумеется, было знакомо это имя, и он тотчас же, своим собачьим чутьем унюхав добычу, спросил, не может ли он составить мне компанию, и я ответил согласием. Я шел на несомненный риск, ибо Тауненд ревниво относился к своей власти и привилегиям. Явиться попросту, с непрошеным спутником означало показать неуважение к своему приглашению. Тем не менее я согласился, и неделю или две спустя, когда я изящно припарковал на Челси-Манор-стрит свой потертый зеленый мини, рядом со мной на пассажирском месте сидел Дэмиан Бакстер.

Я сказал, что Питер к своей роли относился ревниво, и это правда, но ему и было положено. Человек скромного происхождения, чем он нимало не тяготился, поработав журналистом и редактором, специализирующимся на светской жизни, он в один прекрасный день обнаружил, что его призвание – не дать погибнуть сезонам, когда принятое в 1958 году решение ее величества прекратить церемонии представления при дворе, казалось, приговорило всю традицию сезонов к немедленному уничтожению. Сегодня мы знаем, что на самом деле сезонам было уготовано умереть медленной смертью, и, может быть, простое обезглавливание было бы предпочтительнее, но никому не дано предвидеть будущее, и в то время казалось, что это Питер добился на неопределенное время отсрочки приговора. Конечно, царствующая особа уже никак не участвовала в мероприятиях, что для многих немедленно лишило сезон идеи и содержания, но все же сезон выполнял свою задачу сводить вместе отпрысков родителей, придерживающихся одного и того же образа мыслей, и именно эту обязанность взял на себя Питер. Ни на какую награду он надеяться не мог. Он выполнял свою работу лишь ради почета, что, на мой взгляд, вполне достойно уважения, что бы мы ни думали о результате этой работы. Год за годом он прочесывал родословные книги как пэров, так и джентри, писал матерям дочерей, беседовал с сыновьями – и все для того, чтобы еще на несколько месяцев обеспечить существование своему делу. Неужели это было всего сорок лет назад, спросите вы? Отвечу – да!

Приемы, устраиваемые самим Питером, были предназначены не для того, чтобы отбирать девушек и помогать им. Это проделывалось заранее. Нет, главной целью его вечеров было провести смотр тех молодых людей, что привлекли его внимание как возможные кавалеры и партнеры по танцам для будущих приемов. После тщательной проверки юношей их имена либо подчеркивались, либо вымарывались из списков, которые раздавались нетерпеливым нервным мамашам. Те полагали, что всех грубиянов и соблазнителей, алкоголиков и картежников, а также тех, с кем небезопасно отправлять в такси, из предоставленного списка решительно изгнали. Так должно было быть, только, видимо, эта задача оказывалась не такой уж простой, судя по двум молодым людям, что первыми приветствовали нас, когда мы протиснулись в узкую прихожую тесной и плохо обставленной квартиры на верхнем этаже здания, построенного в худших традициях конца 1950-х годов. Это были младшие сыновья герцога Трентского лорд Ричард и лорд Джордж Тремейн, оба уже в подпитии. Поскольку ни тот ни другой не отличались красотой и остроумием, сторонний наблюдатель мог бы решить, что Питер не сочтет их идеально подходящими на ближайший год. Но не вина Питера, что некоторые кандидатуры он исключить не мог. Братья Тремейн наверняка будут пользоваться определенной популярностью и непостижимым образом снищут себе репутацию души компании, кем они, разумеется, не были. Главное, что их отец – герцог, и пусть в реальном мире он не справился бы даже с работой парковщика, его титула было достаточно, чтобы гарантировать юношам приглашения.