Любовь за деньги и без - Олег Рой Страница 11

Впрочем, личность заарканенного самца не имела никакого значения. Точнее, этот конкретный заплатит за реально оказанные ему секс-услуги, что, согласитесь, справедливо. Помучается немного — не страшно; молодым страдать полезно. Странно: мы с Васей сверстники, но рядом с ним я чувствую себя почти старухой. Хотя, если задуматься, это закономерно: все годы, которые Студнев-младший жил под крылышком своего сурового папаши, я прогрызала себе дорогу в жизни зубами. Так что фактически я старше на целую жизнь.

Мажору Васеньке тоже пора взрослеть. Вернувшись домой, он, конечно, вряд ли так осмелеет, что решит избавиться от опеки папахена, но заниматься сексом научится наверняка, что тоже неплохо.

А за учебу надо платить. И Сычик заплатит, можете не сомневаться. Ему впредь будет наука, а я, если повезет, заполучу еще одно ювелирное украшение экстра-класса. Так что все по-честному.

* * *

Я оказалась права. Я вообще редко ошибаюсь.

Через сутки с лишним после того, как Кошечка явилась на охоту в бар, Вася окончательно проснулся, без предупреждения нас покинул — и вернулся с огромным букетом цветов, коробкой шоколадных конфет невероятных размеров и миленькой коробочкой с еще более миленькими ювелирными штучками. До экстра-класса они, конечно, недотягивали, но все равно стоили немало.

Дальше все пошло как по маслу — по давно отработанному сценарию, о котором я уже рассказывала.

Сначала Кошечкины слезы: «Нет-нет, я больше так не могу! Ты слишком хорош для меня!»

Потом Васины уговоры: «Солнышко, ты самая прекрасная! Я только о тебе и думаю!»

Затем динамо. Захлопнутая и запертая на ключ перед носом Сычика дверь каюты.

Далее новые букеты, новые подарки — на сей раз чуть поскромнее. Телефонные звонки и письма с клятвами в любви и верности.

Следом поощрение за ретивость — новая ночь виртуозного секса.

И в завершение новое динамо.

В общем, все как всегда, за одним-единственным исключением — ни мне, ни даже Кошечке в этот раз игра не доставляла никакого удовольствия. Наоборот, на душе было тошно, как во время общения с особо гадостным клиентом. Сычик не вызывал у меня омерзения, совсем нет! Просто казалось, что, ведя с ним свою любимую игру, Кошечка не развлекается на всю катушку, а бьет ногами оголодавшего бездомного пса или кота. Я пыталась объяснить себе и своему двойнику, что Вася не заслуживает жалости: все эти годы он вполне счастливо жил под крылом папахена-самодура, а через несколько лет станет его точной копией. Но легче от этого почему-то не становилось ни мне, ни Кошечке.

Чем дальше, тем хуже я себя чувствовала. Мерзостное состояние духа стало совсем уж невыносимым в пасмурный, но теплый день, когда теплоход наконец-то приплыл в чудесный город Питер.

Я стояла на палубе и смотрела на приближающийся берег. Васенька топтался рядом и блеял:

— Я люблю тебя, Ника! Ты веришь мне?! Что мне сказать, что мне сделать, чтобы ты мне поверила?!

— Я верю тебе, — ответила Кошечка совсем не так завлекательно, как обычно, а просто устало. — Любишь ты так же замечательно, как танцуешь.

— Я не это имею в виду! — он покраснел. — Я по-настоящему тебя люблю, понимаешь?!

— Вася, — Кошечка — это случилось с ней впервые — отошла в сторонку, предоставив слово мне, — я верю, что сейчас ты говоришь абсолютно искренне. Ты действительно убежден: то, что между нами случилось, и называется настоящей любовью. Но — поверь моему опыту! — ты ошибаешься! Все, что было с нами, — просто хороший трах, не более того.

— Ты сама себе не веришь! — запротестовал он решительно. — Иначе бы ты не пыталась со мной порвать!

— Вася, — я вздохнула, — все люди иногда ошибаются, и я в том числе. Но опыта — и в жизни, и в любви — у меня гораздо больше, чем у тебя. Ты же понимаешь это, правда? Поверь мне: ты просто ничего не ел в жизни слаще морковки, потому и принял ее за райское яблоко. Вот и все.

Мне стало как-то не по себе: я отшивала Сычика почти теми же словами, какие использовала бы Кошечка в разгар хорошей игры. Просто #кошечка_на_работе. Блин, неужели я больше не могу сказать ничего оригинального? Или в таких ситуациях невозможно придумать что-то принципиально иное?

— Ты не морковка! — его глаза засияли жутким фанатичным огнем. — Ты — солнце, прекраснейшая и ярчайшая из звезд! Ты даришь покой и радость!

— Теперь абсолютно те же покой и радость ты сможешь испытать с любой женщиной, — бросила я, чувствуя себя невероятно старой. Мне казалось, еще несколько слов — и я рассыплюсь над морем горсточкой праха.

— Нет! Ты не веришь мне и не веришь себе! Но рано или поздно я смогу убедить тебя, что…

Я открыла рот, собираясь спросить, как отнесется Студнев-пер к внезапным чувствам сына и наследника. Но — о, счастье! — у меня зазвонил телефон. Рабочий телефон.

— Это твой парень? — спросил Вася хрипло. — Или муж?

— Это моя работа, — ответила я не без злорадства. — И не мешай мне сейчас, пожалуйста, ладно?

Я отошла от Сычика в самый дальний и тихий угол палубы и ответила на звонок.

* * *

— Ника, солнце, с приездом! — знакомый голос прямо-таки излучал энергию и дружелюбие. — Как поплавала? Сколько засушенных мужских сердец собрала в свою копилку? Как настроение? Готова ли к новым творческим победам?

— Все пучком, Стасик, — ответила я, изо всех сил стараясь держаться как обычно. — Хвост пистолетом, нос по ветру. Готова к новым свершениям.

— Это хорошо, — чертов Стасик, похоже, почувствовал нечто не то, поскольку в его голосе прозвучала тень сомнения. — Тогда все просто. На стоянке в порту ждет такси. Оно доставит тебя в аэропорт. Как раз успеешь на ближайший рейс до Москвы; билет для тебя, разумеется, уже заказан. В зале прилета тебя встретит Рубен — не забыла еще его? Так что доберешься до моей скромной хижинки с ветерком! На крыльях моей любви.

— Я бесконечно счастлива, Стасик, что ты так сильно любишь зеленые бумажки с портретами штатовских президентов, — сказала я ласково.

— Что ты, солнышко! — он рассмеялся. — Ты явно недооцениваешь убойную силу своего обаяния. Тебя я тоже люблю — почти так же горячо и страстно, как зеленые бумажки.

— Сильно подозреваю, что ты преувеличиваешь. Возможно, ты любишь меня несколько больше, чем морскую капусту и портвейн, но гораздо меньше, чем виски, устрицы и фуа-гра. А уж конкуренции с бумажками я вообще не выдерживаю.

— Повторюсь, солнышко: ты себя очень и очень недооцениваешь. Но не буду тебя задерживать: поговорим, когда приедешь. Ча-ао!

— Чао-какао! И чтоб ты провалился, — добавила я, когда в трубке послышались короткие гудки.

Я оглянулась и поняла, что и Вася, и остальные пассажиры находятся от меня далеко-далеко, словно я смотрю на них в перевернутый бинокль. Иллюзия нормальности и независимости лопнула с громким треском. Я возвращалась в свою обычную жизнь к своей обычной работе.