Рабы на Уранусе. Как мы построили Дом народа - Иоан Поппа Страница 11

Родина – превыше всего. Превыше всего наше государство, которому ты должен быть предан. Но что, если ты предан государству, а оно тебе больше не предано?

Спускаюсь по лестнице. Я нахожусь в Корпусе В. Помещения, как везде, огромны, у них мощные стены, еще не оштукатуренные, выложенные из специального пористого кирпича, который разбивается на осколки, как фарфор, если по нему ударить. Каменщики называют его «боярским кирпичом». Красный, как кровь, он совсем не имеет дефектов.

Повсюду видны деревянные леса и дощатые настилы, испачканные известью и штукатуркой, рваные мешки с цементом и гипсом. Ничто не закончено, и интерьеры похожи на пещеры, колодцы для лифтов, которые должны привезти, зияют страшными провалами. За отсутствием ступенек, поднимаемся и спускаемся, упираясь ногами в доски, прибитые прямо к бетону.

Местами из стен высовываются усы из железных прутьев толщиной с палец, назначение которых пока состоит, кажется, лишь в том, чтобы ранить невнимательного прохожего.

Пересекаю комнаты, помещения, огромные залы. Иногда встречаю кого-нибудь, иногда – нет.

Здесь целая вселенная, мир. В некоторых местах идет работа, циркульные пилы с зубчатыми дисками мгновенно перерезают толстые доски или распиливают на части огромные деревянные брусы. После этого отпиленная часть падает, диск еще некоторое время вращается, издавая металлический стон, который растворяется в воздухе; надо мной тонко проплывает запах смолы, разогретой от трения металла о дерево, солнце проникает через высокие окна без рам и стекол, люди говорят глухим голосом, где-то раздаются удары молотка, вокруг тепло, и если закрыть глаза, то кажется, что я нахожусь где-то в деревне, где нанятые мастера чинят крышу, прибивая дранку.

В других помещениях царит непроглядный мрак, оконные проемы закрыты панелями, которые мешают доступу света, застоявшийся и сырой воздух, насыщенный зловонным запахом, ударяет тебе в лицо. Огромные крысы в одиночку или целыми стаями перерезают дорогу без всякого стеснения. С лесов иногда раздается стук молотков, внутренние пустоты его подхватывают, разнося по всем этажам, слышатся крики, скрежет цепей, гром ведер, ударяемых о леса.

Сейчас середина сентября и воздух по утрам уже начал охлаждаться, и вместе с запахом извести и кирпича в нем чувствуется дыхание осени, люди стали более молчаливы, строятся по утрам и вечерам без каких-либо комментариев, озабоченные мыслями о хозяйстве, оставленном на произвол судьбы; иногда их окликаешь, и они не слышат, а когда услышат, то вздрагивают, будто их разбудили.

Иногда они страшно напиваются, и тогда у них словно сносит крышу, они бросаются в драку по пустякам, их охватывает ярость, и они не знают, на ком разрядиться, но на другой день забывают обо всем, и те, кто напился накануне, идут в строю тяжелым шагом, лучше сказать, отдают себя на волю взводу, подобно тому, как мертвые рыбы отдают себя сносить по течению реки, не слышат моих команд – они их просто не интересуют, я для них не что иное, как человек, который находится среди них и возвращает их домой – олицетворение военных властей, орудие принуждения, с помощью которого государство заставляет их работать, лейтенант, который устраивает им каждый день перекличку, ведет их в столовую или на рабочие точки, приказывает им построиться и взять равнение, потому что такая у него профессия, за это ему платят, даже если он работает рядом с ними. Для них я только посторонний, который не по их воле вошел в их жизнь.

Дни текут монотонно в одном и том же распорядке: в 5:00 – подъем для офицеров, в 5:45 – построение взвода во 2-й Колонии, казарма Витан III, в 6:00 – отъезд автобусами на стадион, в 6:30 – выход на рабочие точки и распределение людей.

Гашпар Доминик и еще восемь человек помогают слесарям установить башмак лесов на отметке «31», на этаже, а потом пойдут работать на другой стороне лесов под руководством мастера Понграча, десять человек отправляются в 7-ю бригаду инженера Солга делать опалубку для восьмитонной бетонной балки, которая должна быть установлена на следующей неделе, три человека – на отметку «8», гнуть арматуру в кольца, Тутикэ Штефан с тремя солдатами делают отверстия в южной части потолка на отметке «25», к мастеру Борча, штатскому, идут пять человек работать на отметке «25» над изготовлением потолочного скелета, который следует забетонировать завтра, на отметке «9» группа из четырех человек сваривает столбы и дверные перемычки, а на нулевой отметке пять человек занимаются сваркой рам для потолочных светильников.

Группа Джирядэ Костаке из восьми человек поднимается на отметку «25» – делать столярку для лесов, Бакриу со своими десятью бетонщиками монтируют на отметке «31» железные балки и фронтон, а другие шесть бетонщиков будут заниматься металлической оснасткой для вентиляционных туннелей и класть сетку на потолки, которые следует забетонировать.

В 19:30 мы будем ужинать, в 21:00 вернемся во 2-ю Колонию, в казарму Витан III. Потом вечерний распорядок, перекличка, отбой для солдат в 22:00, собрание офицеров по ротам, последние инструкции, обсуждение работы за день и в 23:00 отбой для офицеров и младших офицеров.

Иногда на «Уранусе» случаются ужасные несчастья: умирают солдаты, умирают офицеры, старшины, старшие сержанты и даже капитаны, но, товарищи, – алло! Разговоры там, сзади! Построение коммунизма на нашей родине требует усилий, построение социализма не является легким делом, жертвы – это в традициях нашей революционной борьбы, товарищи! Но кто-то все же должен расплачиваться и отвечать за это, иначе какой смысл имело бы учение партии и теория заботы о человеке, теория ответственности! Командир взвода должен предстать перед Советом чести и затем перед Военным трибуналом.

Вот почему я говорю солдатам:

– Будьте осторожны, на отметке «31» вчера погиб человек. На нем не было каски, и ему на голову сверху, с лесов, упал молоток. Да, от призывного сбора он избавился, но запомните: мертвые уже никогда не вернутся домой, не увидят свои семьи!

И солдаты мрачно поднимают руки к каскам на голове, щупают, проверяютих наличие и знают, что они их снимут только в спальнях.

Обычно я работаю рядом с ними. Я изучил кучу ремесел: научился варить, строгать рубанком, забивать гвозди и выдирать гвозди, неправильно забитые в доски, знаю, как делать и возводить леса, как заливать бетон, как гнуть железо на верстаке. Солдаты собираются вокруг меня и говорят:

– Теперь вы заправский бетонщик, товарищ лейтенант! Не забудьте, что этому ремеслу мы вас научили! Научите же и вы нас чему-нибудь!

Говорю им:

– Вот подождите, когда начнется война, я вас тоже научу стрелять из пушки, подбивать вражеский самолет из танкового пулемета и как на танках перейти через реку под водой, и как атаковать неприятеля на другом берегу!

И тогда солдаты смеются от всей души, лбы их расправляются от морщин, рты расплываются в довольных ухмылках, позволяя видеть их здоровые зубы, которыми они хвастаются во время выпивок, что вот, мол, сгибают ими арматуру или вытаскивают гвозди из досок, в которые они были забиты. С этими солдатами я бы пошел не только до Берлина, но и на край света!