Папина жизнь - Дэйв Хилл Страница 11

Два часа спустя я оставил у родителей Глорию, Джеда и Билли, предварительно заверив, что вернусь за ними наутро. Спустя еще два часа я залезал в машину к Кенни и морально готовил себя к забытой деятельности — общению с собратьями-людьми, часть которых женского пола.

Галерея «Фанданго» оказалась этаким напыщенным, вытертым, голым, типично соховским местечком. Туда стекались, как выражался Кенни, «болт-болт-болтуны» от интерьерного дизайна. На сей раз они собрались под предлогом отметить запуск новой серии столовых приборов, заказанных компанией «Хоумлав» некоему скульптору-садомазохисту по имени Дэн Макмёрфи. Полы в галерее были зеленые, стены — цвета мяты. На стенах висели картины, живописующие миловидных яппи, разоблачающихся подле ярко-алых лобстеров и похожих на лук артишоков. Гости сновали туда-сюда, балансируя тарелками с едой и брошюрками «Хоумлава». Весьма круто. Весьма дико. Что я тут забыл?

На таких вот приемах я бывал раньше, еще при Дайлис, обычно в надежде найти какую-нибудь работку. Работа мне там никогда не подворачивалась. Но зато мы на дармовщину получали кусочек роскошной жизни. С благодарностью, цинизмом и смехом (в равных долях) я вел себя отстраненно-вежливо, а Дайлис со своим обычным рвением смешивалась и общалась с толпой. Теперь же я впервые вышел в свет без Дайлис. Разница громадная. Я смотрел на все глазами безнадежного желания.

Сколько же там было женщин! И все занимались своими женскими штучками — сдавали и брали пальто и шляпы в гардеробной, улыбались, смеялись, заходили по трое в дамскую комнату, перешептывались, рылись в сумочках, искали там — ну, не знаю, что они там искали. Меня охватил панический ужас. Мне нужно было с ними разговаривать. Мной руководило не желание, а страх показаться малодушным, если я не смогу их рассмешить, тронуть, покорить. Я превратился в гремучую смесь страха и пыла. Три стакана шипучего шампанского, припадок тихого отчаяния, и вот я внезапно обратился в Кэри Гранта.

— Меня зовут Джозеф, а вас?

— Люси. А это Луиза, а это Линда.

— Привет!

— Привет!

— Привет!

— Привет!

— Ээмм. А вы сюда как пришли?

Они занимались не то торговым консалтингом, не то рекламой, не то маркетингом. А я, кстати?

— Обновление интерьеров. Отделка, декор, как говорится.

— Ой, правда?

Ой, правда! Не могу же я назваться художником. А то о чем они спросят? Какой художник? График? Или живописец? Страшная правда состояла в том, что я художник-выживатель.

Я ринулся в атаку:

— Привет, меня зовут Джозеф. А вы…

— Соня. А это Саския, а это Сандра…

— Джозеф. Простите, не расслышал вашего имени…

— Марни. А это Мэйв, а это Мэгги…

Я не разговаривал с этими женщинами. Я их спрашивал. И чем больше я изощрялся, тем длиннее казался путь от «Приятно познакомиться» до «И я тебя люблю». Шум уже стоял такой, что даже обмен любезностями означал больное горло наутро. Шампанское, сначала подбодрившее меня, теперь меня совсем пришибло. Кэри Грант выветрился, его место занял Джек Николсон. На меня из засады напал актер, игравший на кабельном телевидении в рекламном ролике про зубную пасту.

— Вечер добрый. Выглядите интересно.

— Боже, нет, — сказал я.

Это ему, кажется, пришлось весьма по вкусу.

— Хороший галстучек, — похвалил он. Галстук со стрижом мне подарил Карло на день рождения.

— Спасибо.

— Как вас зовут?

— Клод. Клод Моне.

— Чем занимаешься, а, Клод?

— Да так, хожу по вечеринкам, никого там не знаю, жду, чтобы на меня набросились типы вроде тебя.

— Ха-ха! Так тебе повезло, Клод!

— Повезло, что жив.

— Как тебе все это великолепие, которое тут выставили?

— Себя к ним тоже относишь, что ли?

— Ха-ха-ха! Ха-ха! Да нет, я про кухонные штучки Дэна Макмёрфи! Горшочки все эти, сковородки, супницы… Видал супницу, Клод?

— Сказать по-честному, — на меня внезапно накатила страшная усталость, — супницы меня не возбуждают.

Улыбка моего собеседника слегка сузилась, но самоуверенность не скисла:

— Скажи, Клод, а что тебя возбуждает?

— Оставь меня в покое. Пожалуйста.

— Ладно-ладно, Клод, пожалуйста. — И он упорхнул доставать других.

— Ну и мудак! — услышал я позади себя женский голос.

— Мягко сказано, — изрек я сколь возможно хладнокровно.

Женщина пьяненько захихикала. У нее был такой псевдоаристократический выговор. В руке она держала бокал, в котором плескалось красное вино.

— Здесь одни идиоты собрались, — объяснила она. — Разумеется, о присутствующих я не говорю.

Интересно, она имела в виду только себя или меня тоже? Этот вопрос занимает меня до сих пор.

— Мы собираемся домой, — прибавила она. — Пойдешь с нами?

— Кто «мы»?

— Кто «мы»? — передразнила женщина и ткнула меня ладошкой в грудь. — Ну, я и парочка моих друзей!

— Значит, здесь у вас все-таки есть друзья?

— Ох ты прекрасный принц!.. Кстати, классный у тебя галстучек! — Она пощупала галстук, потом отпустила.

Ценительница галстуков была стройная блондинка лет двадцати пяти. Прядь волос спадала ей на глаза. У нее имелись вечерняя сумочка, красный кардиган, маленькое черное платье и маленький носик.

Выскочила еще одна леди, повыше, потемнее и покорпулентнее. В фиолетовых брюках с ремнем на бедрах и красной майке, гласившей «Детка-конфетка, ага!». Между майкой и брюками сверкала продетая в пупок сережка.

— Мы идем? Мы идем? — спрашивала она.

— Идем, идем, — отозвалась моя новая знакомая. — А где Келли?

— Там, с Филом. А это кто? — Незнакомка махнула горящей сигаретой в мою сторону.

— Не знаю. Ты кто?

— Джо.

— Дэйзи, это Джо. Джо, это Дэйзи, она женщина-танк и трахает все, что движется.

Обе захохотали, затем та, что в красном кардигане, подтолкнула меня к столу с вином, взяла две полные бутылки и потащила меня к двери.

— Дэйзи, идем! — крикнула она через плечо. Дэйзи, с Келли и Филом на буксире, присоединилась к нам. Келли была на высоких каблуках, бледная и неразговорчивая. Фил — высокий, темный и неулыбчивый. Я оглядывался по сторонам, хотел найти Кенни, но его не было видно. Ну и ладно. Все равно он бы не стал меня удерживать, коли уж мне предлагали кое-что поинтереснее. Вот я и решил выяснить, будет ли мне интересно.

— Как тебя зовут? — спросил я у женщины в кардигане.