Жил-был стул и другие истории о любви и людях - Е. Е. Страница 11

Бесконечная черная Вселенная… Эфир… Сколько всего вобрали вы в себя, впитали и унесли… Где теперь скользят произнесенные двадцать лет назад слова… Кто их услышит… не догнать… Где те люди, которые их произносили… Где те, для которых они звучали…

– Ольга… Ольга…

НАЧАЛО (1). Расставание было долгим и мучительным. Он никак не мог сказать вслух, что все кончилось, а она не замечала или делала вид, что не замечает, как стала ему безразлична… Безразлична… Может, в самом деле не замечала? Это было впервые в его жизни – бросить женщину. Он не знал, как это делается и совершал одну глупость за другой. Чего стоила одна только эта поездка в горы?! Он полагал, что для неё это будут новые интересы, знакомства, новые увлечения… и все пройдет легко и гладко… и там они быстро перейдут к другим отношениям. Просто как друзья. По прошествии лет ему трудно было бы сказать однозначно, ошибался он или нет, но тогда ему очень быстро стало понятно, что она эту поездку рассматривала чуть ли не как предсвадебное путешествие. Да, у неё там появились и новое увлечение, новые интересы – лыжи, и появились новые знакомые. Которые очень быстро узнали, что они вместе уже два года, ещё со школы, что он знаком с её родителями, а она – с его, что родители их очень любят, и ему волей-неволей приходилось стараться соответствовать этому рассказу. А что он мог ещё?

Окружающие, а они были по большей части значительно старше их, всячески демонстрировали свое к ним расположение, считали, что им надо побыть наедине и постоянно оставляли их вдвоем…

Трудно, конечно, вспомнить все детали… давно это было… Лет двадцать? Можно сосчитать точно… да как раз двадцать два года назад, и тоже в январе. Студенческие каникулы как раз начались. Мало что осталось в памяти. Только склоны, укатанные, жесткие, небо синее да та гора, которая нависала прямо над лагерем. Скорее даже, скала. Как она называлась-то? Она была огромной, поднималась почти вертикально, или так казалось, а ночью, когда на неё долго смотреть, начинала кружиться голова. В темноте она сливалась с небом, и её контуры угадывались только по укрытым от взгляда звездам…

Об этой горе и обо всем, что происходило с ним тогда, двадцать лет назад, он вспомнил сейчас, глядя на другую, которая, будучи покрыта снегом, словно светилась в темноте рассеянным матовым светом…

А-а-а-а-а, вспомнил. Черный монах она называлась. На Чегете это было.

Я посмотрел вслед Ольге. Она поднималась к отелю в гору ровным шагом, не останавливаясь, не сбиваясь с него. И эта ровность, какое-то упорство его, целеустремленность выдавали её крайнюю раздраженность – что ж, идти домой, так домой, и нечего тормозить, останавливаться, перекуривать, говорить о чем-то, восхищаться горами, как бы они того ни заслуживали…

А я ведь просто хотел побыть с ней. Сколько можно сидеть в этом ресторане? Ну, поужинали, выпили, поболтали… Ну сколько можно? Я и предложил идти домой. Мне казалось – у неё хорошее настроение, весело так общались с ребятами, смеялись. Думаю, сейчас вернемся…

…Нет. Ничего не произойдет. Все как обычно. И веселье, и улыбка захлопнулись вместе с дверью ресторана.

Молчание. Домой, так домой…

…Оказывается, Ольга не спит. Когда я включаю прикроватную лампу, чтобы почитать, раздается её недовольный голос: ты же хотел спать.

Что ей ответить? Год назад, когда это ещё имело смысл, я бы, наверное, сказал, что просто очень хотел побыть с ней вдвоем, что соскучился, что она такая красивая, что мне все ужасно надоели, что она и сама могла бы догадаться, зачем я увел её. Потянулся бы к ней, и, может, она даже ответила бы. Но это год назад.

А сейчас я в растерянности. Выключить свет? Так буду ворочаться ещё час.

Обнять её? Нет, это немыслимо. Последний раз это было месяца два назад. И то я не уверен, что она понимала происходящее – где-то что-то очень хорошо мы отмечали.

Завести беседу? Разговор? О том, что было, что прошло и куда все делось? Да их столько было. Когда-то эти слова вызывали отклик – то ли любовь ещё не ушла, то ли жалость накатывала, но она признавала, что виновата, что что-то такое происходит, что ей безумно жаль, что все пройдет… И сопли были, и слезы… А теперь что? Какой-то заученный диалог…

Я встаю и ухожу читать в другую комнату…

…От чтения я жду только усталости. Она не приходит. Включаю DVD, пробую дремать. Хожу по комнате. Курю на балконе. Пытаюсь услышать, что происходит в её комнате. Как ни странно, в глубине души я надеюсь, да что там надеюсь – я жду, очень жду! – что Ольга услышит меня, придет, позовет, что, может, состоится ещё какой-то разговор, что все изменится в одну минуту или, может, начнет меняться?

Но я могу сколько угодно ходить по гостиной, слушать видеопроигрыватель, хлопать балконной дверью – Ольга спит…

Я одеваюсь. Проверяю деньги. Выхожу на улицу. В Москве я так часто делаю. В двенадцать, в час, иногда позже доезжаю до ближайшего «Кофе Хауза». Рюмка портвейна или порция виски с колой, обязательно эспрессо…

Раньше в этом жесте было не только желание расслабиться, отвлечься. Присутствовала какая-то демонстрация обиды, ну, не обиды… так… настроения… Она должна была видеть, что это не просто так, что я действительно переживаю, что она мне нужна. Ещё была надежда, ожидание, мечта… неясная и непонятная – то ли на то, что у нас с Ольгой все изменится, то ли на то… что появится в жизни кто-то и заменит её, заполнит пустоту. Какое-то время всё это срабатывало. Через час-другой Ольга слала смс. Чтонибудь вроде – возвращайся. Ты где? Я жду тебя… Потом перестала. Я перестал ждать. Никого в жизни тоже не появилось. Зато выработался рефлекс – посещать «Кофе Хауз». В зависимости от времени суток – эспрессо, портвейн или виски с колой. Случается засидеться до двух ночи. Хотя вставать в полседьмого.