Про Клаву Иванову (сборник) - Владимир Чивилихин Страница 11

– Работать, когда начальство кнацает! – зло сказал он.

– А я не на работу смотрю, – инженер не сводил с него веселых глаз. – На бороду.

– Ну так что? – в голосе Спирина прозвучал вызов.

– Побриться надо! – Инженер переждал паузу, погладил подбородок. – Как вы на эту проблему смотрите?

– Не на танцы пришел, – рыкнул Спирин и отвернулся.

– Конечно, я понимаю, что человек у нас имеет юридическое право носить бороду, – обратился инженер к слесарям, что стучали вокруг молотками, но уже незаметно прислушивались к интересному разговору. – Но в наших условиях! Смотрите, как она у него разрослась, и мазут с нее капает.

– Клуб отремонтируют – поброюсь, – хмуро выдавил Спирин.

Инженер захохотал. Меж пустых паровозных котлов голос его перекатывался свободно, как в горах.

– Но-но! – предупредил его Петька.

Слесаря молча и безучастно смотрели на них, а инженер все хохотал, переламываясь пополам.

– Как в Сьерра-Маэстра? – спрашивал он сквозь смех. – До победного конца? Как в Сьерра-Маэстра? Да?

– Што-о-о?! – вдруг вскинулся Петька, когда инженер уже шел по цеху дальше. – Вы слышали, что он сказал? Фуфло! Пор-р-рода! Нет, как он меня назвал, а?

Спирин обращался то к одному слесарю, то к другому, однако они уже начали работать, а инженер все хохотал издали, повторяя свои непонятные «оскорбительные» слова. Назавтра он будто бы специально пришел к гарнитурщикам. Вспрыгнул на передний брус паровоза и заглянул в дымовую коробку, где сухо и горько пахло изгарью. Спирин возился с искрогасительными сетками. Он затравленно посмотрел на инженера, а тот вместо приветствия спросил:

– Сьерра-Маэстра?

И опять захохотал – громко и обидно.

– А… вид-дал я таких! – пробормотал Петька и посунулся в темноту.

Вечером он напился в дрезину. Шатался по депо, обирая на себя грязь, куражился на подъемке. Разыскал молоденького, только что из техникума, бригадира, щерясь, взял его за грудки.

– Ты дай мне хрустов поболе заработать, понял? – кричал Спирин въедливым голосом. – Нет, ты скажи, могу я вкалывать? Могу! Не-е-е, ты по-го-ди! Я рабочий человек или кто? А? Нет, ты ответишь ррработяге, падла! Што-о-о? А ты, зараза, меня поил, а? Поил?

Не люблю я этих куражных людей, здоровых лбов без царя в голове, и мне даже неприятно, что у нас со Спириным одно имя было. И я не то чтобы не верю в перевоспитание таких типов, но когда они дурака валяют, изображают психов или, как артисты, пускают натуральную слезу, то в ответ на это ломанье нужна жесткость, а не мягкость, – человек не должен быть поганой соплей.

Без трудных людей мы не жили никогда. В прежнее время по тайге вокруг Перелома располагалась колония. Отбыв наказание, некоторые оттуда устраивались к нам, и деповские возились с ними, пока они не начинали кое в чем разбираться. Не со всеми, конечно, получалось, далеко не со всеми, но бывало, что переламывали и не таких, как этот Петька Спирин. Мой первый слесарь, к примеру, Павел Козлов, тоже из них, из бывших, а какой он золотой человек, если б вы знали! Он меня от смерти спас. Буксовая распорка сорвалась с последнего болта – а в этой железяке не меньше пяти пудов, – сорвалась да на меня. Однако тут, уж не знаю как, Пашка подскочил. Он потом долго ходил по больничному, ему ключицу переломило. По сей день Козлов слесарит в депо. Он в годах уже, имеет свой дом и шестерых детей. А преступление когда-то числилось за ним тяжкое.

Должен признать, что эти трудные люди тоже влияли на деповских. От своих манер и привычек они освобождались не вдруг, и я иногда ловлю себя на каком-нибудь сорном словечке, хотя знаю – по-русски обо всем можно сказать хорошо, обыкновенными словами.

Однако вернемся к Спирину. Уговаривать его в тот вечер было бесполезно, а милицию в депо не звали ни по какому случаю. Собралось несколько человек второй смены, вытолкали его из цеха, однако он застрял на деповском дворе, у Доски почета, где и моя фотография висит.

– Коммунистического труда? Вы? – глотая пьяные слезы и скрипя зубами, обращался он к портретам. – Не-е-е, вы еще не знаете Петьку Спирина, скучные вы рожи! Ишь вы – «кому-нести-чего-куда»! Передовики! Вы, значит, спереди, а я, значит, сзади?..

А поутру он дождался у общежития Клаву, грубо схватил за руку. Серое лицо его подрагивало, костюм был весь в мелких волосинках, будто о Петьку чесались собаки.

– Ты поговоришь со мной, поняла! – трезво и твердо сказал он.

– Не о чем, – отрезала Клава, пытаясь вывернуть из его клешней свои тонкие руки.

– Клаша, – вдруг униженно, просительно заговорил он. – На что хошь пойду. Ну, глянь на меня! Покажь глаза-то!

– Нет.

– Я тебе… что… совсем не по душе?

– Ты? – Клава по-прежнему смотрела в землю. – Страшней войны.

– Нет, ты поглядишь на меня! – с угрозой сказал он.

– Пусть лучше глаза лопнут.

– Все одно поглядишь! – прорычал Петька и отпустил ее.

На работу он не вышел, где-то пьянствовал, но это с ним случалось уже, и никто не подозревал беды. А она пришла назавтра.

В тот безветренный июльский день парило невыносимо. Над станцией колыхалось марево – деповское железо нагрелось и зыбило воздух. Все спрятались под крышу депо, там было свежо, как под мостом. Пути обезлюдели, только вдали, в товарном парке, медленно, будто сонные мухи, бродили меж вагонов смазчики.

Готовый к рейсу ФД, знаменитый наш тяжелый магистральный паровоз, стоял напротив конторки дежурного по депо, отфыркивался, струил вокруг себя горячий дух. Машинист пошел заполнять маршрут, да, видно, в парке не был еще готов поезд. А может, и в контору заглянул – с утра ходили слухи, что кассирша привезет деньги. Помощник лязгал в тендере стальными резаками – неудобными такими штуковинами наподобие длиннющих кочерег, а пожилой кочегар совсем сомлел в будке. Ничего, казалось, не могло произойти в такой душный и скучный день, однако стряслось.

У паровоза появился одетый в чистое и побритый Петька Спирин.

– Эй, лепила! – крикнул он кочегару. – Слышь, кассу открыли!

– Ну? – встрепенулся тот. – Пойти очередь занять?

– Дело хозяйское, – равнодушно сказал Спирин и сплюнул по обе стороны.

– Побегу, – решил кочегар, спускаясь на землю. Он заспешил к конторе, крикнув на ходу товарищу в тендере: – Аванс дают! Ты гляди тут!

Всего несколько секунд понадобилось Спирину, чтобы вскочить в будку, захлестнуть на железные скобы кочегарный лаз в тендер и дверцы. Паровоз заревел низко, тревожно, хлёбая, как бык под ножом.

Петька отпустил тормоз и неумело, резко открыл регулятор. Пар ворвался в цилиндры, и все эти тысячи пудов металла затряслись, запрыгали по рельсам. Паровоз двинулся вперед, подпрыгивая, тяжко отдуваясь. В крышу будки отчаянно колотил кувалдой помощник, что-то кричал ужасным тоненьким голосом, но снова забасил гудок.