Я была женой Нагиева - Алиса Шер Страница 11

Обалдевший от моей наглости инспектор вылетел из своей машины и с перекошенным от гнева лицом стал плеваться в лобовое стекло:

— Да ты что,…, габаритов не чуешь! Да я,…, сейчас права отниму, и ты их в жизни не получишь!!!

На нецензурное требование предъявить права включаю в салоне свет — напомню, тьма непроглядная — и, практически с ними распрощавшись, протягиваю документы.

Тут перекошенное лицо «потерпевшего» меняется, прямо как в диснеевском мультике про красавицу и чудовище. Помните тот момент, когда чудовище готовится сбросить в пропасть несчастного красивого болвана, а потом вдруг лицо его приобретает выражение нежности и умиления? Точно то же происходит прямо на моих глазах, сопровождаемое лёгким выдохом:

— Это Вы…

Честное слово, если бы на меня в этот момент направили софиты, я бы даже не удивилась. Гаишник рассыпался в любезностях. Оказалось, что он даже знает такие слова, как «пожалуйста», «ну что вы, какие документы», «въезжайте в мою „попу“ хоть каждый день»…

Расстались мы почти приятелями.

Обратной стороной популярности является жажда каждого встречного-поперечного обсудить с тобой все недостатки радиопередач в целом и твоих эфиров в частности. В случае с ГАИ ситуация осложняется тем, что сбежать практически невозможно.

Один такой разговорчивый инспектор перехватил меня в черте города после победного пролёта на красный свет. Час ночи, пустой перекрёсток… ну, вы понимаете меня: сам Бог велел.

Занудный дядечка вначале по полной программе отчитал меня за нарушение правил, потом отобрал документы и, углядев фамилию Нагиева, препроводил в свою машину, где — о, ужас! — всю ночь пел соловьём о своём разочаровании во мне как в ведущей.

После того как я безропотно выслушала всё о себе, оказалось, инспектор ещё нисколько не облегчился. Дотошный, он продолжил подробный доморощенный разбор каждого ди-джея радиостанции «Модерн». «Не нравится — не слушай!» — единственное, что мне хотелось вставить в тот монолог. Но желание сэкономить на штрафе всё-таки удержало меня от столь опрометчивого шага.

* * *

Радиостанция агонизировала долго, но неминуемо приближалась к своей гибели: все самые талантливые уходили, оставляя менее талантливых и популярных. А потом и вовсе всё закончилось.

Давайте будем как «Европа плюс» или «Максимум», — говаривало новое руководство радиостанции. А «фишка» была в том, что работать нужно было так, как мы работали прежде — со звёздами. И всё. И никаких проблем больше бы не возникало. Но всем почему-то казалось, что где-то лучше и что в другом доме щи наваристее и пироги вкуснее. А на все предложения сделать новые программы директор неизменно отвечал: «Подожди, сейчас не до этого».

При этом нас всё время пытались «строить». Работали по формуле «незаменимых нет». Правда-правда, слышала своими ушами: «Вот, Нагиев чего-то выдрючивается. Ничего страшного — обойдёмся без Нагиева: вырастим ещё одного такого же». Из кого, интересно, они его собирались выращивать? И главное — как? Сделать пластическую операцию, вкачать сыворотку юмора, присоединить чип талантливости и поставить печать интеллекта?

Неужели они и вправду полагали, что смогут сочинять произведения, подобные тем, что Дима читал вначале часа? Ведь подобную гремучую смесь бреда, эпатажа, юмора и прочих диких вещей создать и задушевно прочесть практически невозможно.

Мне же начальство могло заявить, что мои программы не коммерческие, что я делаю — абсолютно непонятно. Реально оценить то, что я делаю, не было никакой возможности, так как из-за собственной «нетусовочности» ни в каких рейтингах не замечена. Но в то же время я понимала: слушателям моя работа нравится.

Самое восхитительное признание своих заслуг я получила на передаче Дмитрия Запольского. Шел прямой эфир, и можно было позвонить, чтобы ответить на вопрос, заданный ведущим. А вопрос звучал следующим образом: «Мужчина — это ди-джей. А как назвать женщину? Ди-джейка?» И тогда в студии раздался звонок, и знакомый до сладости голос произнёс:

— Здравствуйте, меня зовут Александр Яковлевич. Я слушаю Алису Шер, и она не может быть ди-джейкой, потому как то, что она делает, этим непонятным словом назвать нельзя. Кроме того, Алиса обладает харизмой и… очень красивая женщина.

В тот день высшая степень моего тщеславия была достигнута. Не потому, что сам Розенбаум признал меня красивой женщиной, а потому, что такой человек дал мне понять — я действительно что-то умею и значу.

Другие люди, чьё мнение для меня было важно, — мои новые подруги во главе с легендарной личностью, режиссёром и пианисткой Ириной Таймановой, женой композитора Владислава Успенского. От этой женщины, знавшей Шостаковича и Ростроповича, исходила какая-то удивительная аура, которая не могла оставить человека равнодушным. Не зря список мужчин, влюблённых в неё, состоял из самых известных в городе людей.

Мы познакомились, когда она брала у Димы интервью, а в последствии стала для меня если не гуру, то чем-то очень близким к этому понятию.

В круг её, а потом и моих знакомых входила Людмила Петровна Нилова, директор «5 канала», и другие известные в городе женщины, вызывающие у меня чувство острого восхищения. Они, не взирая на возраст, смогли сохранить молодую внешность, умели радоваться жизни и веселиться напропалую. Всегда подчёркивали грудь, носили юбки, чуть прикрывающие попу, туфли на огромных каблуках и белые косы. Сейчас у них уже есть внуки, но это совершенно не мешает им продолжать вести тусовочную жизнь.

Люда Нилова как-то пригласила меня к своей подружке — на Рубинштейна. В тот день я была, кажется, второй раз в жизни за рулём автомобиля. Квартира произвела на меня впечатление: антиквариат, картины, маленькая кухня в хохломе. На столе водка и шампанское. Все за рулём. Спрашивают:

— А тебе что, Алиса?

Я говорю:

— Да вы что, я за рулём!

Мне помогает Людмила:

— Крупанина, она за рулём второй раз.

— Хорошо, — отвечает хозяйка, — тогда не водку — тогда шампанское.

Потрясающее было время и потрясающие подруги. Они поддерживали меня и мои авторские передачи, и не доверять их опыту не было причин. По крайней мере, в отличие от нового руководства «Модерна», они разбирались и в творчестве, и в коммерции. Но, не смотря на все разногласия, ужасно обидно, что радиостанция всё же распалась. Скольким людям она являлась единственным выходом в мир, принося нам ни с чем не сравнимое удовлетворение от того, что ты не зря живёшь.

Одну такую девочку, для которой радио «Модерн» было светом в окне, зовут Лена Белоцерковная. Этот удивительный человек, несмотря на то, что прошло уже много лет, до сих пор в поле зрения. Сначала на радио приходили письма, написанные характерным почерком — невозможно было спутать. К письмам прилагались дивные стихи и засушенные цветы.

Потом стали периодически раздаваться звонки. Голос — тоже очень своеобразный. Причём и письма, и звонки адресовались разным ди-джеям, то есть она не была чьей-то поклонницей, она просто любила нашу радиостанцию.