В Гаване идут дожди - Хулио Травьесо Серрано Страница 11

Ты оказалась в городе, куда твоя мать, ныне покойная, привезла тебя вместе со старшей сестрой, своенравной и упрямой, в комнатушку коммунального дома, иначе сказать, в фавелу или в вилъя-мизерию, [10]с туалетом (одним на всех и всегда грязным), с душем (всегда без воды) и умывальником на десять семей. Тем не менее у тебя, как и у других, была возможность посещать школу, которая запомнится тебе тем, как орала на детей учительница в начальном классе: «Заткнитесь, или я оторву вам головы!» Ты имела возможность посещать и среднюю школу в прекрасном новом здании, где преподавали добрейшая учительница Гуадалупе, которая многому тебя научила, и Марсело, учитель литературы, в которого ты безумно влюбилась, едва тебе исполнилось двенадцать лет. Затем, благодаря своим прекрасным оценкам, ты получила право учиться (разумеется, бесплатно) в университете. Тебе надо было бы посвятить себя какой-нибудь иной деятельности, но нет, ты стала хинетерой.

Со своего балкона Моника наблюдает за Леандро, Эрмесом и Милагрос.

Леандро Мексиканец, низкорослый, с широкой спиной и большими, сильными, как у боксера, руками, что-то говорит, глядя в землю. Нет в нем ничего мексиканского, кроме клички, которой его наградили потому, что он все свое время проводит с мексиканскими туристами. У него есть старая машина, и он показывает им город, возит в паладаресы («Частные рестораны, где кормят лучше и гораздо дешевле, чем в государственных», – объясняет он с усмешкой), во «Флоридиту» выпить коктейль «дайкири» и в ночные увеселительные заведения. Он парень симпатичный, исполнительный и за услуги много не берет. Поэтому по возвращении в Мексику клиенты рекомендуют его другим мексиканцам, которые, приезжая на Кубу, к нему и обращаются. Он им находит жилье в частных домах, где можно снять подешевле, чем номер в отеле, и куда иной раз можно привести кубинок, не рискуя нарушить гостиничные правила и запреты и не давая взяток служащим отеля. В качестве вознаграждения хозяева квартир и паладаресов выделяют ему десять процентов от суммы счета, оплаченного гостями.

Самой доходной услугой из многих, которые он оказывает, является поставка мексиканцам местных женщин: тут ему платят обе стороны – и кубинская, и мексиканская. Теперь он озабочен одним делом, сулящим большие деньги.

Мексиканец Инфанте, владелец кабаре в столичном районе Зона-Роса (так он представился), желает привезти в Мехико красивую кубинку. Сам он женат, но хочет иметь возлюбленную, чтобы «по-отцовски нежить ее и холить», ибо жена у него таких чувств не вызывает, поскольку она толста и страшна, как болотная жаба. Последних слов Инфанте вслух не сказал, но, скорее всего, именно так и подумал. Инфанте сформулировал свое пожелание: «Красотка, рост примерно метр восемьдесят, с большой грудью и задницей и, главное, с зелеными или голубыми глазами. С черными не годится». Он достанет ей визу, оплатит багаж и для начала даст тысячу долларов. Пятьсот при отъезде из Гаваны и пятьсот по прибытии в Мехико. Там у нее будет своя квартира, бесплатное питание и тысяча долларов в месяц. Испытательный срок – шесть месяцев. Она, понятно, должна быть ласковой, угодливой, страстной и еще обязана выполнить следующее условие, сказал Инфанте, пощипывая свои густые усы: «Прожить со мной два года. Если обманет и сбежит, это ей дорого обойдется, ох как дорого». За хлопоты Леандро получит от него пятьсот долларов – двести после ее отъезда и триста через полгода.

Мнимый мексиканец Леандро улыбается настоящему мексиканцу Инфанте, прикидывает «за» и «против» и думает, что не все в этом деле ясно и понятно, например, если вдруг клиент захочет сделать кубинку проституткой в Мехико… И кто гарантирует, что он отдаст остальные триста долларов, когда она отсюда уедет. Так думает Мексиканец, слушая другого мексиканца, но о своих опасениях помалкивает и наконец, улыбаясь, говорит: «Решено, по рукам, – все будет в порядке». Что с ней потом случится, ему наплевать, а двести долларов задатка очень неплохие деньги за такую ерундовую услугу. «Тогда по рукам», – говорит настоящий мексиканец без тени улыбки. Маленький толстый мексиканец с большими усами а-ля чарро и с массивными золотыми часами на левом запястье.

Того, о чем говорили Леандро Мексиканец и мексиканец Инфанте, Моника не знает и никогда не узнает. Она не может знать и того, о чем сейчас толкуют Мексиканец и супружеская пара, но позже ей об этом расскажет Малу, которая дружит с этим кубинским сводником.

Мексиканец полагал, что поручение иностранца окажется легко выполнимым, да не тут-то было. Женщины, с которыми он затевает разговор, недоверчиво молчат, побаиваются, а те, что согласны, совсем не блондинки и не с голубыми или зелеными глазами. В конце концов он вспоминает о Милагрос, жене Эрмеса, сутенера при собственной супруге и, кроме того, устроителя подпольной лотереи.

Он назначает им свидание на углу отеля «Абана либре», где проживает клиент, и деловито, не переставая улыбаться, излагает условия сделки. Говорит о состоятельности иностранца и о его в общем серьезных намерениях. «Он человек денежный и у себя там очень влиятельный, я головой за него ручаюсь», – говорит он и смотрит в сторону дома Моники, но ее не видит, потому что солнце слепит глаза. Она же их видит отлично. Эрмес стоит нем и недвижим, как статуя, а Милагрос, напротив, машет руками, расспрашивает, интересуется подробностями: в каком, мол, районе Мехико предоставят жилье. «Да, да, конечно в центральном районе». – «Надоело тут в дерьме сидеть, в Гаване. А дом-то будет хороший?» – «Лучший из лучших, классный, со всеми игрушками и удобствами». Милагрос спрашивает, не псих, не извращенец ли этот человек, не из тех ли, кто любит всякие непотребства и даже охоч до скотоложства, но в этот момент стайка воробьев срывается с деревьев возле базара и, чирикая, проносится над их головами к отелю. Они смотрят вслед птицам.

«Паразиты воробьи, только и знают, что пищат да гадят», – говорит Мексиканец. «Ладно, а мне-то какой прок от всего этого?» – вдруг кричит Эрмес и машет руками, как веслами. Конечно, он не столь литературно выразился. Скорее всего, он сказал: «А мне с этой хрени что обломится, а?», потому как Эрмес вышел из портовых низов, где речь отличается (ненамного) от речи, скажем, инженера, но это в целом не столь важно. Главное то, что Эрмес выражает недоверие к сделке и хочет знать, чем сам он тут может поживиться.

Со своего балкона Монике не узнать, как закончился разговор, который вели ее знакомые. Она видит лишь стайку воробьев, вспорхнувшую с деревьев, и энергичные жесты Эрмеса, но тут раздается телефонный звонок в ее квартире.

Звонит Малу: «Иду к тебе». Малу не говорит «Ола, привет, как живешь, это я». Эти слова, начинающие всякую телефонную болтовню, тут не нужны, и Моника ограничивается ответом: «Давай, жду», потом опять выходит на балкон, но Леандро и его друзья уже ушли.

Вскоре является Малу, как всегда будто чем-то встревоженная, чмокает Монику и садится с ней рядом.

– Хочешь кофе? Бразильского? – спрашивает Моника и после кивка Лу идет на кухню, варит крепкий кофе, оставленный ей астурийцем Альваро, и наполняет две фарфоровые чашечки, подарок немца Герберта, который купил их за сумасшедшие деньги.