Когда умерли автобусы - Этгар Керет Страница 11

Иногда я думаю о нем, и в эти моменты мне ужасно его не хватает. Особенно по ночам. Я не очень хорошо засыпаю. Летом мне жарко, зимой холодно. Всегда не так, как надо. Есть животные, которые никогда не спят. По ночам они выходят на охоту, но я по ночам не хожу даже пописать. Я по ночам не хожу даже к холодильнику. Когда-то я сказала ему, что боюсь тараканов. После этого все лето, каждый раз, когда мы занимались любовью, он сажал меня себе на спину и нес в ванную или в туалет, был мне вроде такси, я крепко обнимала его за плечи и ехала, куда хотела. Мама говорит, что именно поэтому он исчез. Именно потому, что я такая безразличная, живу так, как будто меня ничего не касается, никогда не говорила ему, что люблю его, — как бы он ни улыбался мне, что бы он ни делал, — мама говорит, что это мне наказание за неспособность вести себя по-человечески. Мама говорит, что даже маленькой девочкой я никогда не говорила «спасибо». Я всегда хватала подарок и убегала. Я даже укусила за палец нашу соседку, Метуку, когда она сшила мне юбку и отказалась отдавать пакет, пока я не скажу «спасибо». Рута говорит, что это все глупые мамины выдумки, что теперь, когда мама больше не работает в мэрии и целыми днями слоняется по дому, она просто морочит нам голову от скуки. Но мама права. Я никогда не говорила ему, что люблю его, а ведь нам было так хорошо вместе, а сейчас, когда его уже нет рядом, я, может, и говорю ему «я люблю тебя», но это не имеет никакого значения, потому что некому слушать. Видно, всё сразу не бывает. Такова жизнь. Как у летучих мышей. Если ты можешь летать, то рождаешься слепым, а если ты можешь видеть, то ты просто мышка в грязном погребе. Еще и поэтому я соглашалась жить только на верхнем этаже. Мышей я действительно боюсь, в сто раз сильнее, чем тараканов. Я боюсь, что они меня укусят, но еще больше я боюсь их писка в темноте. В армии, когда мы с ним познакомились, нас иногда отправляли на ночные дежурства. Я лежала на складной походной кровати и слушала, как пищат мыши. Я видела, как их тени бегают по стенам и по потолку. Мне все время казалось, будто это сами мыши бегают по потолку и поэтому пищат от страха и будто вот-вот кто-нибудь заметит все это и поймет, что все неестественно и неправильно, и вернет все в мире на свои места, и мерзкие мышата свалятся с потолка прямо мне в кровать. Я обрадовалась, когда он пришел и лег ко мне на кровать. Я действительно обрадовалась. Мне было приятно ощущать его дыхание, согревающее мне плечо, писк прекратился, и я тоже не издала ни звука. Здесь я, наверное, должна подумать про свои сны, но я почти не вижу снов, потому что почти не сплю. Рута опять говорит, что я должна взять себя в руки, что, если я не пойду на поминки, его родители ужасно обидятся, но мне нет дела до его родителей, вот уже год прошел, а я и не заметила, мама сказала, что это меня Бог наказал за то, что я ничего не умею ценить, а Рута крикнула ей, чтобы она заткнулась. Эти могилы такие маленькие, как будто внутрь кладут котят или гномов. Все эти растения, песок и мрамор — можно подумать, что тут не могила, а просто цветочный горшок. Наша могила самая маленькая на всем кладбище, а может, самая маленькая на свете. А самый красивый из всех гостей — его приятель, лейтенант, которого я никогда не видела раньше, на нем форма летчика, хоть он и ушел из армии за два года до смерти Йотама, и после поминок он отвозит меня домой на своей машине и поднимается выпить кофе. Уже почти стемнело, и я играю шевроном на его плече. У шеврона голубой фон, а на нем нарисована летучая мышь. Он касается моего запястья, довольно нежно, и говорит: «Я все время о нем думаю». А я все время думаю, что, может быть, он сделает мне приятно и я ничего не скажу, или, может быть, я ничего не почувствую и скажу ему, что люблю его, и я все время думаю о летучих мышах.