Человек из офиса - Гильермо Саккоманно Страница 11

Город отсвечивает синевой. Подрагивают неоновые надписи, мигают светофоры, отражаясь в витринах. Дрожит свет между дымом выхлопных труб и поднимающейся пылью котлованов, где безостановочно снуют рабочие-индейцы. Шурфы, траншеи, проломы. В городе прокладывают новые линии подземки. Предки индейцев воздвигали пирамиды, а их потомки теперь роются под землей, замечает человек из офиса. Секретарша говорит, что он очень наблюдательный. Он доволен, улыбается. На мельтешение мужчин и женщин, на поток срывающихся с места машин накладываются сирены полицейских, голоса толпы, рев моторов, визг покрышек, крики бродячих торговцев, а иногда и музыка горцев в исполнении трио индейцев в пончо, с кеной, чаранго [2]и барабаном. Пора снова сворачивать на пешеходную улицу. Несмотря на многолюдность, в этом бетонном ущелье городские звуки слышны как со двора.

Вошли в какую-то едальню, украшенную цветами и искусственным папоротником в золоченых горшках, которые пытаются смягчить холод пластиковых стен, акриловых столешниц. Заведение в тропическом стиле. Размещенные на щитах фотографии фонтанов, десертных блюд и фруктов чередуются с дежурными меню и телеэкранами, на которых крутится хроника: грабежи, похищения, убийства, протесты, захваты зданий, буйная молодежь с надвинутыми капюшонами против танков, рейды, гранаты. В школе двенадцатилетняя девочка стреляла в учительницу и одноклассников. Человек из офиса прислушался. Нет, это не в той школе, где его дети. Посетители выстраиваются в очередь перед витринами и лотками с едой. Звон посуды и нервные голоса раздатчиц за витринами разнообразят фоновую музыку. Это болеро. Он даже слова помнит. Нашептывает девушке стихи о грехе и искуплении. Оба рядом, среди голодной толпы, разыскивают подносы и вилки. Затем предстают перед витринами, где их ждет еда. Ей — куриная ножка с тыквенным пюре. Ему — жареная телятина с картошкой. Наливают себе минеральной воды. В телевизорах — дороги, пастбища, нищета, машина «Скорой помощи», врачи. В электричке какие-то ребята отобрали у старика пенсию и выбросили его на рельсы. Старик попал под встречный поезд. Камера фиксирует искалеченный труп: торс отдельно, ноги по другую сторону, одна рука в нескольких метрах, ступня. Пожарники собирают части тела, складывают на носилки.

А теперь они за столом, лицом к лицу, едят и всматриваются друг в друга. Жуют и молчат. Подают друг другу бумажные салфетки, чтобы вытереть губы, перед тем как выпить воды. В ней, с ее очочками, в которых он видит свое отражение, сочетается наивность с озорной непринужденностью. Думает, такого взгляда не может быть у проныры.

За дальним столом увидели сослуживца. В одиночестве читает и, читая, пишет. Проглатывая кусок за куском мясную запеканку, похоже, записывает в тетрадь то, что читает. Заглядывает в книгу и пишет. Снова и снова. Оба — и он, и она — одновременно заметили сослуживца и молча наблюдают за ним. Ни один не отваживается что-то сказать. Он боится, что ей придет в голову пригласить его за их стол, но нет. Она остерегается сказать, что думает о сослуживце. Ее осторожность не напрасна, думает он. Известно, что любая сплетня о ком-то из офиса — трехъязыкое пламя. Оно жалит говорящего, жалит слушающего и жалит сам объект сплетни. Проигнорировав сослуживца, будто и не заметив его присутствия, напомнившего об офисе, они продолжают разговор. Но ушла непринужденность. Уверен, оба думают об одном и том же: тревога одна — появление сослуживца. Их видели вместе — повод для подозрений. А вдруг это не случайность, что сослуживец выбрал это заведение, чтобы пообедать.

Разговаривают о еде. Ей нравится японская кухня, ему — итальянская. То, что ей нравится японская, настораживает. Наверное, это шеф приобщил ее к японской, все уловки соблазнителя. Вспомнив о шефе, приходит в бешенство. Приходится отпить воды, чтобы вздохнуть посвободней. Она спрашивает, пробовал ли он таиландскую еду. Мотает головой. Дальше Китая он в гастрономических путешествиях не заходил. Уточняет — до Кантона. А мексиканскую? — спрашивает ее. Нет, не пробовала. Ей говорили, что она острая. Поясняет — плохо усваивает острую пищу. И краснеет: ее оперировали. Нет-нет, не нужно подробностей. Как-нибудь вечером пригласит ее во французский ресторан. Сказал и застыл в ожидании. Она режет ножку. Говорит, что видит в нем человека эмоционального. Он пленен ею, изощряется, чтобы выложить все, что знает из истории и географии. Например тальерини [3]. Их привез Марко Поло с Востока. Рассказал ей о путешествиях Марко Поло, потом отвлекся повествованием о Шелковом пути. Собирался уже отправиться на север, к золоту Сибири, но остановился. Спросил, не наскучил ли он. До крайней степени заинтересованная, она уверяет, что нет. Каждый день узнается что-то новое, ей нравится, что он так много знает. Он скромно опускает голову. Она и вообразить не могла, что так близко, за письменным столом, находится такой высокодуховный человек. Он польщен, просит не идеализировать его. Она спрашивает, умеет ли он готовить. Это хороший повод, чтобы поговорить о себе, о том, что несчастлив в браке, но прозвучит как типичное оправдание адюльтера. Она рассматривает его. Он не может выдержать этого взгляда: сгорает от стыда. Перевел взгляд на стол, где был сослуживец. Тот ушел, а он и не заметил.

Она признается, что обожает приправу карри и соевый соус. Помолчали. Помолчали и взглянули друг на друга. Взглянули и опустили глаза. Потом он глядел на телевизор, а она глядела на то, что смотрит он. Полиция отлавливает уличных мальчишек, а те сопротивляются. Деваха с ножом отбивается от женщин-полицейских, которые припирают ее к проволочной изгороди. Они дубинками усмиряют ее, надевают наручники, запихивают в патрульную машину. Камера фиксирует окровавленную голову, красный след на асфальте. Когда краткие новости заканчиваются, снова посмотрели друг на друга. Продолжают молчать. Никто не заговаривает о том, что произошло накануне.

Наконец он не выдерживает и начинает первым. Он думает, что нужно поговорить о вчерашнем. Такого, как вчера, признается он, не испытывал никогда в жизни. В телевизорах какие-то машины горят на обочине пустынной дороги, черный дым, раскиданные трупы между бегающими пожарными и санитарами. Она говорит ему, что не нужно смешивать случившееся с влюбленностью. Он возражает — любовь, хоть и нежданная, вполне реальна. С тех пор как они расстались на рассвете, только о ней и думал. А сейчас не знает, как бы снова встретиться с ней. По уши влюблен, такие дела. Она слушает его. Слушает и ест. Вот на тарелке уже только куриная косточка. От тыквенного пюре — ни следа. Он почти не ел, замечает она. Человек из офиса печально смотрит на свою тарелку. Мясо остыло. Она показывает ему на картошку. Пусть поест хотя бы картошки. Это любовь отбила аппетит, улыбнулся он. Понимает, что не стоило спешить с признанием в любви. Видит ее на коленях шефа. Она рассказывает про этот обед, про его признание. Изображает его. Любовники смеются. Над ним смеются. Еще смеясь, она становится на колени, расстегивает ширинку шефа и берет его член в рот. Шеф придерживает ее голову.