Белый шум - Дон Делилло Страница 11

– А где Уайлдер? – спросила Бабетта и, обернувшись, устремила на меня взгляд, означавший, что с того момента, как она видела малыша в последний раз, прошло минут десять. Другие взгляды, не столь грустные и виноватые, свидетельствовали о более длительных промежутках времени и более глубоких безднах рассеянности. К примеру: «А я и не знала, что киты – млекопитающие». Чем больше промежуток времени, чем бессмысленнее взгляд, тем опаснее положение, будто чувство вины – роскошь, которую она позволяет себе, только если опасность минимальна.

– Как же ему удалось выбраться из тележки, а я не заметила?

Трое взрослых встали в начале проходов и вгляделись в поток плавно движущихся тел с тележками. Потом мы заглянули еще в три прохода, вытягивая шеи и слегка покачиваясь, чтобы улучшить обзор. Справа я то и дело видел цветные пятнышки, но когда поворачивал голову, они исчезали. Цветные пятнышки я видел уже много лет, но в таком большом количестве, такими пестрыми и подвижными – еще никогда. Марри обнаружил Уайлдера в тележке другой женщины. Женщина помахала рукой Бабетте и направилась к нам. Она жила на нашей улице с дочерью-подростком и младенцем-азиатом по имени Чон Дук. Все называли младенца по имени чуть ли не тоном гордых собственников, но никто не знал, ни чей Чон ребенок, ни откуда он или она взялось.

– «Клинекс Софтйк», «Клинекс Софтйк»!

Стеффи держала меня за руку не как ласковая собственница, а так – что дошло до меня не сразу, – словно желала подбодрить. Я слегка удивился. Крепко сжимая мою руку, она хотела помочь мне вновь обрести уверенность в себе, хотела избавить меня от приступов меланхолии, которые, по ее мнению, постоянно угрожали моей персоне.

Прежде чем направиться к экспресс-кассе, Марри пригласил нас на обед – на будущей неделе, в субботу.

– Ответ можете дать хоть в последнюю минуту.

– Мы придем, – сказала Бабетта.

– Я ничего особенного не готовлю, поэтому просто позвоните заранее и сообщите, не изменились ли ваши планы. Впрочем, даже звонить не обязательно. Если вы не придете, я пойму, что планы изменились и вам не удалось меня предупредить.

– Марри, мы придем.

– Приводите детей.

– Нет.

– Отлично. Но если вдруг решите их привести, ничего страшного. Не хочу, чтобы вы подумали, будто я вас в чем-то ограничиваю. Не считайте, что связали себя жесткими обязательствами. Либо вы придете, либо нет. Я в любом случае должен есть, так что если планы изменятся, и вам придется отказаться от обещания, особой катастрофы не случится. Просто не забудьте, что если вы решите заглянуть на огонек, с детьми или без них, я буду у себя. У нас еще есть время до мая или июня, так что в будущей субботе нет никакой мистики.

– А на следующий семестр вернетесь? – спросил я.

– Меня просят прочесть курс лекций о кинематографе автокатастроф.

– Так прочтите.

– Непременно.

В очереди к кассе я потерся о Бабетту. Она прижалась ко мне спиной, а я обнял ее и положил руки ей на грудь. Она крутнула бедрами, а я понюхал ее волосы и прошептал: «Грязная блондинка». Покупатели выписывали чеки, рослые парни укладывали товары в пакеты. У касс, у ларей с фруктами и полок с замороженными продуктами, среди машин на стоянке не все говорили по-английски. Все чаще и чаще я слышал разговоры на языках, которых не мог опознать, а понять – и подавно, хотя высокие парни были коренными американцами, как и кассирши, низкорослые толстушки в синих блузках, эластичных брюках и крошечных белых эспадрильях. Пока очередь медленно продвигалась вперед, приближаясь к последней полке с товарами – мятными освежителями дыхания и ингаляторами от насморка, – я попытался втиснуть руки Бабетте под юбку и обхватить ее живот.

Именно на автостоянке у супермаркета мы впервые услыхали о том, что во время осмотра начальной школы погиб человек – один из тех, в респираторах и костюмах из милекса, обутых в тяжелые ботинки, неуклюжих. По слухам, упал и умер в классе на втором этаже.