Просвещенные - Мигель Сихуко Страница 11

* * *

— Ты уверен, что запомнишь все, о чем мы говорили? Кристобаль, ты меня слышишь?

Он не отвечает. Берет со стола часы. Смотрит на них.

— Поезд на Барселону отходит через три четверти часа, — произносит он.

Он подзаводит часы до упора. Пытается пристегнуть цепочку, долго возится. Через некоторое время у него наконец получается, и он сует часы в жилетный кармашек.

Исьяр встает с кровати, поднимает с полу шелковый халат, укутывается в него. Кристо смотрит, как ее силуэт прорезают тонкие, похожие на раны, лучи пробивающего ставни света.

Она идет по комнате босиком и становится ему на носки. Обнимает его за талию. Они делают несколько движений вальса.

— Уверен, — говорит он.

— Вспоминай обо мне, когда сядешь на корабль.

— Я отошлю письма, когда мы причалим в Порт-Саиде. Потом, когда я буду пересаживаться в Гонконге. Ну и конечно, сразу, как сойду на берег в Маниле.

— Твое место здесь, а не там.

— Я знаю, — говорит он.

Она смотрит ему в лицо, кажется, она чувствует себя виноватой. Она опускает глаза. А когда поднимает, то уже улыбается снова. Поправляет ему галстук.

— Нет. Я понимаю. Ты должен спешить домой, в больницу, чтобы позаботиться о матери и сестре. Теперь это твоя обязанность. — Она тянется, чтобы поцеловать его в подбородок. — Ты приедешь как раз к новому, тысяча восемьсот девяносто пятому году. Обещай, что не забудешь меня. Только этого и можно просить у последней любви. Я буду помнить тебя, дон Кристобаль Нарцисо Патрисио Сальвадор. — И она смеется над его длинным именем. — Кристо, ты совсем не похож на главу семьи. — Она щиплет его за нос. — Даже на новоиспеченного.

— Я вернусь, — говорит он.

— Прежде чем ты уедешь… — шепчет она, встав на цыпочки, чтобы дотянуться до его уха. Шепчет так нежно, что он едва слышит. — Прежде чем ты уедешь, я должна открыть тебе одну тайну.

Криспин Сальвадор. «Просвещенный» (с. 52)

* * *

Сосед наконец просит почитать «Филиппин газетт». Он уже несколько часов на нее поглядывал. Я вынимаю газету из кармана переднего сиденья. Он берет и начинает листать. Цыкает, качает головой. Спихивает мою руку с подлокотника и указывает на заметку. Еще два взрыва — оба произвели смертники. Прямо сегодня утром. В первом случае шестеро погибших, двенадцать раненых у лотерейного киоска напротив муниципалитета в Хенераль-Сантосе. Большинство пострадавших — городские служащие, которые пришли рискнуть только что полученной зарплатой. Второй взрыв прогремел на детском дне рождения в «Макдональдсе» в торговом центре «Котобато-плаза»: погибли девять учеников начальной школы, еще шестеро ранены. Никто не взял на себя ответственность. Правительство Эстрегана подозревает различные формирования: «Абу-Сайяф» из Минданао, Исламский фронт освобождения моро, базирующуюся в Индонезии «Джемаа исламиа», ближневосточную «Аль-Каиду». Высказываются подозрения, что взрывы прогремели в ответ на ввод в Афганистан войск коалиции, в которую мы вступили благодаря президенту Фернандо Вальдесу Эстрегану. Я смотрю на соседа и покачиваю головой. После чего делаю вид, что заснул.

Минуту спустя он уже хихикает. Гляжу на него вполглаза. Он читает статью о «процессе века». Я помню, читал что-то об этом деле в интернете. Даже меня поразил оправдательный приговор филиппино-китайской паре, заставившей свою горничную выпить отбеливатель «Клорокс». Она присматривала за их маленьким сыном, и, пока строчила эсэмэски, тот утонул в ванне. В этой истории меня заинтересовала вовсе не ее сенсационность. Терпеть не могу всю эту жлобскую желтизну. Я щелкнул по ссылке только из-за фамилии Чжанко; я подумал, не родственники ли они промышленного магната Диндона Чжанко-младшего, предположительно одного из важных действующих лиц «Пылающих мостов». Впрочем, будь они его родственниками, вряд ли они попали бы в такую переделку.

История раздувалась все сильнее, пока «процесс века» не стал «процессом тысячелетия». Затем газеты принялись обмусоливать новое обстоятельство: выяснилось, что пара предлагала крупную сумму председателю суда. Чжанко утверждали, что деньги судья взял. Судья, конечно, все отрицал. Супруги Чжанко публично угрожали ему судебным преследованием. Следователи подтвердили, что пара действительно сняла со счетов два миллиона песо, впрочем ни один сентаво не всплыл на счетах судьи. Среди блогеров разошлась хохма о том, как мистер Чжанко сказал на пресс-конференции: «Вот так мы попали на два миллиона песо». А его заметно близорукая жена вторила: «А еще и младшего сына лишились».

Последующие события приняли почти эпический характер. Вскоре после суда жених убиенной служанки, охранник по имени Вигберто Лакандула, тоже в прошлом работавший на Чжанко, поклялся «жестоко отомстить» семейству. На следующий день, вернувшись в свой огороженный забором дом, мистер и миссис Чжанко обнаружили в гостиной обезглавленные трупы трех своих чихуахуа — неоднократных призеров собачьих выставок. За несколько недель эта история любви и мести сделала из Вигберто знаменитость поневоле — когда СМИ стало известно, что, ухаживая за своей возлюбленной, он сочинял баллады и исполнял их ей на гитаре, Лакандула моментально стал народным любимцем. Газеты и популярные журналы скупали его фотографии по заоблачным ценам. Мой сосед разглядывает фотографию, где Лакандула — строительный рабочий в Саудовской Аравии — светит голым мускулистым торсом, облокотившись о ковш экскаватора, с сияющей улыбкой и съехавшей набок каской поверх черной копны волос. Теперь он, как гласит подпись, в бегах, «скрывается от длинной руки закона».

* * *

Мне не заснуть, и я возвращаюсь к своим записям. Меж страниц блокнота торчат листки с записанными от руки анекдотами. Криспин был одержим идеей популяризировать нашу устную традицию, а возможность перевода филиппинского юмора на английский увлекала его вдвойне. Он называл анекдоты «истинной историей народа», «нашими горько-сладкими хрониками».

— Переводить анекдоты труднее всего, — говорил он. — Всегда есть опасность, что ты что-то не так понял. Например, не уловил тонкую грань, когда унижение на самом деле становится самоуничижением.

— Вы правда так думаете? — не соглашался я. — А мне кажется, мы просто зубоскалы.

— Нет. Это не почва для раздоров. Сам акт прослушивания старого анекдота, когда от избитой шутки слушатели только кряхтят да покрякивают, — это же момент единения. Анекдоты, как и пословицы, — это облегчение. Без них нам сложно было бы понять себя.

Так у нас с Криспином вошло в привычку обмениваться бородатой классикой, в особенности про нашу выдающуюся альма-матер. Мы записывали анекдоты на клочках бумаги и передавали их друг другу, как тайный шифр, при каждом свидании.

В одной из записок значилось: «Три студента слоняются по торговому центру „Шу-Март“. Первый — из престижного университета Агенео-де-Манила. Второй — из соперничающего с ним университета Де Ла Саль. Третий, по имени Эрнинг Исип, из самого демократичного компьютерного колледжа АМА. Студенты видят очень симпатичную, светлокожую девушку. Все трое по очереди начинают к ней подкатывать. Студент из Атенео говорит: „Привет-привет. Хочешь, я свистну моему водителю, чтобы подогнал мой „БМВ“ и отвез нас в Поло-клуб — отведать гиндары [52]?“ Ему вторит студент из Де Ла Саль: „Вау, какая девушка, суперкрасавица, ваще просто мега. Поедем же на моей „хонде“ в „Денисио-бар“, „Куба Либре“ и куриные крылышки без ограничения“. Эрнинг Исип, студент компьютерного колледжа АМА, робко подходит к девушке и, почесав в затылке, говорит: „Мисс, автограф не дадите, мисс?“»