Клиника верности - Мария Воронова Страница 11

Поэтому он не вникал в подробности, ограничивая свою роль отца мимолетными вечерними ласками или, наоборот, порицаниями, когда жена говорила ему, что это следует сделать.

Он защитил диссертацию — ребенок пошел в садик. Он стал заведующим отделением — Алису отвели в первый класс. Можно сказать, они делали карьеру бок о бок, но собственный профессиональный рост занимал Илью куда больше, чем проблемы дочери.

Еще до рождения ребенка Илье удалось завоевать уважение Тамариных родителей. Они доверяли зятю и, исхитрившись, записали его в жилищный кооператив — Илья был прописан в институтском общежитии. Константин Петрович предлагал помогать с выплатой взносов, но Илья счел это унизительным для себя и принялся работать не только для души, как большинство медиков и ученых тех лет, но и ради денег. Именно ради денег он устроился в антарктическую экспедицию и уехал на год, особенно не задумываясь о том, что оставляет дома маленькую дочь. Бродя среди льдов, сидя возле печки в своем домике, он под вой пурги сочинял для нее забавные рассказы, а в хорошую погоду фотографировал пингвинов, чтобы показать ей снимки, когда она подрастет, но, по правде говоря, скучал по ней мало.

Когда Алиса училась в третьем классе, умерла Лариса Петровна. Вскоре вслед за ней ушел и тесть. Кооперативная квартира, в которую было вложено столько сил, времени и средств, оказалась как будто и не нужна, зато теперь активно работающим родителям пришлось заботиться о ребенке самим. Илья Алексеевич решил, что Тамара примет эстафету из рук матери, и продолжал жить в прежнем режиме, ну а Тамара, кажется, решила, что ребенок уже взрослый и сам может о себе заботиться.

Истина, что Тамара является идеальной женой и матерью, еще долго была для Ильи Алексеевича неоспоримой. Он полностью полагался на ее суждения и считал жену высшим авторитетом в вопросах воспитания, впрочем, как же иначе, если она постоянно напоминала ему об этом сама.

Так прошло около года, и снова, по забавному совпадению, стоило Алисе окончить начальную школу, как Илью Алексеевича выдвинули в начмеды. Против ожидания эта работа оставляла ему больше свободного времени и душевных сил, чем собачья должность заведующего отделением. Пришлось оставить подработки, ведь на руководящих должностях такого уровня совместительство запрещено, слава Богу, пай за квартиру был уже выплачен. Научную работу он тоже бросил, не чувствуя к ней вкуса, таким образом, вечерами Илья Алексеевич теперь бывал дома и мог принимать участие в жизни семьи. Не сразу, исподволь, боясь признаться самому себе, что не ошибся, Илья Алексеевич понял, что на самом деле Тамара равнодушна к дочери.

Он убеждал себя, что ошибается, что такие мысли приходят ему в голову только потому, что они с женой давнымдавно охладели друг к другу. Убеждал себя, что виноват во всем сам, ведь именно он недостаточно хорош для такой надежной, ответственной и нравственной женщины, какой является его жена.

Отношения между мужем и женой действительно складывались непросто, как в любой, наверное, семье, где оба супруга ведут активную общественную жизнь. Он, работая как проклятый, выезжая в опасные командировки, знал, конечно, что жена — это его надежный тыл, но тыл этот был слишком уж надежным, прямо-таки непробиваемым, как бетонная глыба, и таким же твердым, холодным и колючим. А Илье хотелось чего-нибудь помягче, потеплее…

Хотелось огненных борщей с янтарными каплями сала и белоснежным островком сметаны в центре тарелки, салфеток пирамидкой и пышных пирогов. Хотелось обстоятельных завтраков с собой на работу, чтобы салатик в контейнере и нежный поцелуй на дорожку. Хотелось, чтобы его встречали не хмурыми взглядами или упреками, в лучшем случае рассказами, как она вымоталась на работе, а тем же самым нежным поцелуем и бежали радостно разогревать ему обед.

Хотелось, в конце концов, быть уверенным в том, что, отдавая жене зарплату и говоря: купи на нее то-то и то-то, — он получит именно то, что заказывал, а не нечто совсем другое, потому что «так лучше для семьи, и только эгоист может этого не понимать».

Словом, он хотел, чтобы жена обихаживала его, полностью освободив от бытовых проблем, и поддерживала в трудном деле руководства медициной, хотел, чтобы она была хранительницей домашнего очага и его наперсницей. А Тамара тем временем дописывала докторскую диссертацию и в гробу видала все домашнее хозяйство и самого Илью Алексеевича вместе с его проблемами. Нет, она вела дом, но только на том уровне, чтобы никто не смог упрекнуть ее, что она плохая хозяйка. Никто из посторонних. Мнение мужа и дочери по этому поводу ее не интересовало.

Пока была жива теща, все разногласия как-то сглаживались. И борщи, и пироги, и теплое душевное общение, и даже поцелуй на дорожку Илья получал от Ларисы Петровны, а жена, полностью освобожденная от бытовых проблем, была тогда к нему терпимее.

Когда же они осиротели, обстановка в семье накалилась. Илья требовал, а жена поступала как большинство людей, которым для душевного комфорта необходимо переложить вину на кого-то другого. Отказывая ему, она говорила, что не считает возможным обихаживать мужа не потому, что ей лень, а только лишь потому, что Илья недостоин этих забот. Она не может оставить работу, ведь Илья приносит в дом так мало денег, а вскоре, возможно, будет приносить еще меньше, ведь неизвестно, сколько времени может продержаться в начмедах такое ничтожество, как он (по расчетам жены, это время давно уже вышло). Нельзя исключить, что Илья вовсе бросит ее одну с дочкой ради другой женщины, ведь он беспринципный и сексуально озабоченный. Она может полагаться только на себя и не имеет права рисковать карьерой, на ней ребенок, и она должна быть уверена, что сможет прокормить его в любой ситуации.

Тамара так и работала на кафедре микробиологии, лечебной деятельностью не занималась, и Илья Алексеевич с превосходством клинициста не считал ее труд настолько изматывающим, чтобы у женщины после сидения за микроскопом и чтения лекций недоставало душевных сил ласково встретить мужа с работы. Кроме того, он не понимал, почему, если конец трудового дня по штатному расписанию в шестнадцать часов, а до дома двадцать минут пешего ходу, нужно приходить в восьмом часу вечера, за несколько минут до него, а то и позже. Писать диссертацию можно и дома, был убежден Илья Алексеевич, ибо сам поступал именно так.

Иногда его мучила бессонница. Он вставал ночью, осторожно прикрывая дверь, выходил на балкон курить, потом пил чай на кухне, пытался заниматься, но в одуревшую без сна голову ничего не лезло. Возвращался в постель и маялся, ворочался, пытаясь уснуть, надеясь, что жена почувствует его беспокойство и проснется. Но за много лет совместной жизни такого ни разу не случилось. Он смотрел, как она спит, аристократически лежа на спине и сложив руки поверх одеяла, и думал, что давно превратился для нее в обузу, в некий бездушный атрибут, который необходимо иметь в хозяйстве и кормить невкусным супом для поддержания реноме достойной семейной женщины. Других применений себе как мужу и отцу Илья Алексеевич в их семейном укладе не находил.

Почему ему много лет казалось, что к дочери Тамара относится иначе? Почему не понимал, что жена родила Алису в первую очередь для того, чтобы иметь полное основание презрительно отзываться о бесплодных женщинах?