Рабыня - Тара Конклин Страница 11

Джозефина оторвалась от холста. «Этот будет последний», подумала она. Последний рисунок, сделанный здесь, в этой комнате. Тут она почувствовала, будто тонет в бездне – это был другой страх, не страх, что ее побег обнаружат, погонятся за ней, поймают и накажут, – нет, это был страх огромного неизведанного мира за запертыми передними воротами, мира, о котором она ничего не знала. На мгновение этот мир заполонил ее голову в виде света и красок, хаоса и шума. Если Натан расскажет ей, куда идти, если она найдет дорогу на север, где она остановится? Что ее удержит на месте?

Мать Джозефины была похоронена под высоким хилым ясенем, который рос на кладбище рабов, за дальними пшеничными полями, к востоку от участка семьи Белл. Джозефина не помнила матери, хотя рылась в памяти, надеясь найти хоть какой-нибудь образ или запах, может быть, песню. Лотти сказала, что ее звали Ребеккой. Когда Папа Бо купил их на аукционе, она несла Джозефину на груди, а потом умерла от лихорадки, которая трепала ее все несколько месяцев после прибытия в Белл-Крик. Невыгодная оказалась сделка. Папа Бо был в ярости. Джозефине было шесть лет, когда Лотти впервые показала ей могилу: простой холмик без надписи, только желтые листья ясеня повсюду. Иногда Джозефина приходила туда и садилась на холмик, чтобы услышать в ветре голос матери, но так ни разу и не услышала.

Джозефина положила уголь на мольберт и направилась к стопке своих картин. Не взять ли что-нибудь с собой? Сможет ли она унести туго свернутый холст или засунуть в свой узелок сложенный лист бумаги? Или это глупо, ведь вряд ли ей удастся сохранить их сухими и целыми? Каждая из этих картин вызывала в ней ожидание, надежды на новый день. Пойдет ли Миссис в студию? Будет она благосклонной или вредной? Окажется ли там готовая охра или новый карандаш? Завершение каждой картины, когда Джозефина говорила себе: вот, все кончено, я сделала что могла, – казалось маленькой смертью, и она грустила. Из ее походки исчезала легкость, возвращались беспросветная скука, беспощадная усталость. Пока она не начинала следующую картину. А потом еще одну. Нужно было столько всего нарисовать, а время шло быстро, и дней, когда Миссис разрешала ей рисовать, никогда не хватало, чтобы закончить все сцены, которые появлялись перед глазами.

Джозефина остановилась на одной картине и взяла ее из стопки: портрет Лотти, над которым она работала много дней. Лотти стояла перед хижиной, в которой жила с Уинтоном, с цветами в руках. Позади нее Джозефина нарисовала море – срисовала с фотографии, которую увидела в одной толстой книге, взятой в библиотеке: «География моря», ее написал француз с длинным и заковыристым именем. Джозефина никогда не видела моря, а в этой книге были чудесные рисунки синих и серых завихрений, сложные графики, точно измеряющие форму и объем волны, карты и слова, которые говорили о море как о часах: все эти винты, рычаги и колесики кажутся загадочными для обычного зрителя, но они работают по определенным принципам, которыми могут овладеть и студенты, и моряки. Но все же, писал француз, в отличие от часов, море – это дикая, природная стихия, и великие непредсказуемые морские страсти в любой момент могут опрокинуть все ожидания знатоков. Именно этого Джозефина желала Лотти, и поэтому изобразила море в самом неожиданном месте – за домиком рабов в округе Шарлотта, в штате Вирджиния, не имеющем выхода к морю. Там бушевал океан, а в нем зрели семена хаоса.

– Джозефина! Джозефина! Где ты? – раздался из спальни громкий и настойчивый голос Миссис Лу. – Джозефина!

Нет, портрет Лотти слишком большой, слишком тяжелый, его не унести. Но вот еще рисунок: Лотти и Уинтон. А еще Луи: его уже нет в Белл-Крике, но в мыслях Джозефины он всегда рядом. А вот молодая Миссис Лу на крыльце: эскиз, сделанный до ее болезни, когда Джозефина была совсем девчонкой и голова у нее шла кругом от изучения грамоты и ощущения краски на кисти. Решившись, Джозефина быстро свернула листы в плотный рулон и затолкала его в рукав платья, но он торчал, упираясь ей в запястье. Она вынула листы и снова положила поверх стопки. Она потом вернется и припрячет их как следует – сунет на дно узелка или прикрепит к изнанке юбки. Потом.

– Джозефина!

– Иду, Миссис! Уже иду.

Джозефина вошла в спальню. Миссис, бледная и настороженная, сидела на высокой кровати. Ночная рубашка испачкана угольной пылью из студии, босые ноги темные от грязи. Джозефина молча протерла ноги, руки и лицо Миссис тканью, смоченной водой из кувшина, подняла ее тонкие руки, чтобы вытереть кислый, острый пот под мышками, и помогла Миссис одеться: набросила на ее стройные бедра нижние юбки, затем платье, продела руки в узкие рукава и застегнула лиф на длинный ряд крючков. Миссис Лу обеими руками приподняла волосы над верхними застежками, и Джозефина со свистом втянула воздух. На шее Миссис, под самой линией волос, торчала красная шишка, кожа на ней была натянута и сходилась в округлую точку, как будто кто-то толкался изнутри. Верхушка была маленькой, размером со смородину, но шишка у основания расширялась и уходила под кожу.

Джозефина отвела глаза, чтобы застегнуть последние крючки, и начала причесывать хозяйку так, как той нравилось: по бокам волосы зачесаны вверх, на затылке – низкий пучок. Руки Джозефины дрожали. Когда появилась эта штука?

– Побыстрее, Джозефина. Доктор Викерс скоро приедет, а я даже не одета.

– Да, Миссис. – Джозефина провела гребнем по волосам Миссис, стараясь не слишком сильно дергать и не касаться шишки.

– Доктор Викерс хорошо знал моего папу, – непринужденно сказала Миссис Лу, наклонив голову, чтобы удобнее было причесывать, и, казалось, не замечая растущей в ней отметины болезни, именно это неведение заставило сердце Джозефины сжаться. В этот момент широкая паутина чувств, которые она испытывала к Миссис Лу, превратилась в одну простую нить жалости.

– Да и я знаю доктора Викерса с младенчества. А Роберт его презирает.

Джозефина не отвечала, продолжала расчесывать волосы Миссис, тяжелые и скользкие от грязи. Последние несколько недель Миссис отказывалась мыться. Вода пугает ее, говорила она. Ей казалось, что это живое существо.

– Роберт даже не придет, чтобы встретиться с доктором Викерсом. Говорит, что слишком занят на уборке урожая. Но ты ведь останешься со мной, правда? – Миссис обернулась к Джозефине, порушив незаконченную прическу, и сжала запястья Джозефины своими маленькими, цепкими кулачками. – Останься со мной.

Джозефина кивнула.

– Конечно, Миссис. Я останусь с вами. – Она положила руку на плечо Миссис и нежно сжала тонкие мышцы. – Не беспокойтесь.

Миссис Лу с облегчением повернула голову, и Джозефина закончила прическу, то и дело поглядывая на шишку у Миссис на шее. Мистер ошибся. Ничего на нее не «накатило». Миссис скоро станет хуже, если вообще что-нибудь успеет измениться – Джозефина видела и менее устрашающие раны, приводившие к быстрой и мучительной смерти. Жалость извернулась и нырнула в живот Джозефины. Она потянула волосы вниз, чтобы прикрыть затылок Миссис, и подумала: интересно, какие чудеса сотворит доктор Викерс, чтобы вылечить такую болезнь.