Механика хаоса - Даниэль Рондо Страница 11

– Нам категорически запретили отвечать на личные звонки. Работать некогда! Действительно, все только и делают, что треплются по мобильному…

Позже он решил поставить ее телефон на прослушку (купив соответствующее программное обеспечение в большом книжном магазине), но к тому времени она успела сменить номер.

«Сколько можно пересматривать это чертово кино?..»

Она сообщила ему о своем решении 1 января. Впоследствии он вспомнил, что до этого она под разными предлогами отказывала ему в близости. Критические дни, голова болит, устала и так далее. К этим уловкам она всегда прибегала по утрам, когда он просыпался с твердой палкой между ног.

В то утро она проснулась свеженькая как огурчик, несмотря на слишком короткую ночь и легкое похмелье. Новый год они встречали у друзей в Пикардии. Одни, без детей! Девочек на неделю отправили к деду с бабкой. Он притянул ее к себе и взглянул ей прямо в глаза. Мари-Элен всегда любила секс. Она прижалась к нему, а затем перевернулась на спину и приоткрыла губы. Лучшего предзнаменования для начала нового года нельзя было и ожидать.

Три часа спустя, когда на шоссе возле Руасси они застряли в пробке, она заговорила с ним о своих сомнениях и грызущей ее тоске. Она призналась, что не понимает, что с ней происходит. «Может, ты думаешь, что нам надо расстаться?» Он задал этот вопрос, ни на секунду не допуская, что услышит утвердительный ответ. Тип в машине за ними как ненормальный жал на клаксон. «Послушай, я правда не знаю. Наверное, нам имеет смысл взять небольшую паузу?» Он решил, что она сгущает краски. Лишь на следующее утро – дома, у себя в Бур-ла-Рен, они всю ночь бурно выясняли отношения – до него начало доходить, что все это всерьез, и ему припомнились слова, которые часто повторял его отец: «Еще ни один развод не осчастливил детей».

После этого она как ни в чем не бывало уехала к себе в больницу. «Для Мари-Элен просто настал новый день, новая неделя, новый год. Новая жизнь. Она бегом устремилась на некий зов. Я ничего не понял. Я просто услышал, как за ней захлопнулась дверь». Но через пять минут она вернулась. «Я думал, она скажет: «Прости, сама не знаю, что на меня нашло. Я тебя люблю. Разве я смогу жить без тебя?» Оказалось, она забыла ключи. Молча взяла их и ушла».

Она прекрасно владела собой.

Он слышал ее шаги на лестнице.

Спокойные шаги.

Она шла так, словно ей не в чем было себя упрекнуть.

Он позвонил на работу и сказал, что заболел. Что-то с желудком. Повесив трубку, он сел на пол возле окна и обхватил голову руками. Его и правда тошнило. Ему хотелось понять, что с ним творится, и вернуть себе власть над собой. «Надо все обдумать. Это лучше, чем разносить дом бейсбольной битой». Он просидел так почти три часа, в полном раздрае, без единой мысли в голове. В полдень он взял машину и поехал к больнице. Он припарковался за мебельным грузовиком, довольно далеко от ее черной «клио», оставленной на стоянке для медицинского персонала между «рено-меганом» и здоровенным «мерседесом», и стал ждать.

Около 13 часов он заметил ее за стеклянной дверью главного входа, и его охватил страх, пригвоздивший его к сиденью. Мари-Элен разговаривала с двумя медсестрами, которые курили на крыльце. Они стояли в накинутых на белые халаты свитерах и от холода подпрыгивали на месте. На Мари-Элен было бежевое пальто, обшитое шнуром, которое они два года назад купили во Флоренции.

Она попрощалась с медсестрами и, не стирая с лица улыбки, своей восхитительной походкой направилась к «клио». Изо рта у нее вырывались небольшие облачка пара. Под холодным январским солнцем ее белокурая шевелюра отсвечивала металлическим блеском. Она повернула ключ зажигания и с невероятным изяществом, в одно движение, вывела «клио» с парковки и покатила в сторону Бур-ла-Рен. «В ту минуту я, как последний кретин, поверил, что она едет домой».

В гараже «клио» не было. Он попробовал позвонить ей на мобильный, но напоролся на синтетический голос автоответчика. Тогда он вышел из дома, купил пасты, небольшую упаковку фуа-гра и два куска яблочного пирога; вернувшись, накрыл стол на двоих, поставил две красные свечи и отправил ей эсэмэску, в которой написал, что видел ее сегодня на больничной парковке и что в своем пальто – не всякая женщина сумеет такое носить – она выглядит сногсшибательно.

В одиннадцатом часу он увидел в окно, как ее «клио» тормозит перед домом. Он открыл ей дверь, думая про себя, что не ошибся. «Никаких упреков. Улыбнись ей, помоги снять пальто, налей бокал вина…» Она чмокнула его в щеку и бросила ключи от «клио» на комод в прихожей. Как ни в чем не бывало. Он не смог сдержаться и спросил ее, где она была. «Я волновался, вдруг с тобой что-нибудь случилось». Он говорил каким-то детским голоском. На ней было шерстяное платье без рукавов. «Да так, каталась по улицам. Заехала в какую-то деревню. Остановилась выпить кофе и поехала назад». – «Ты все это время провела за рулем?» – «Да, за рулем мне лучше думается». – «Тебе надо было подумать?» – «Мне надо было побыть одной». – «Ты проголодалась?» – «Немножко».

По результатам этого диалога кое-что прояснилось. Мари-Элен извинилась и, чуть поколебавшись, призналась, что чуть было не завела интрижку с профессором из Института Неккера, с которым познакомилась на конференции по проблемам ВИЧ-инфицированных детей.

– Помнишь, я рассказывала тебе про эту конференцию?

– Что значит «чуть было не завела»?

– Брюно, мы с тобой давно не дети. Я чуть было не поддалась. Это с кем угодно может произойти. Но ничего не было.

– Ничего?

– Ничего, уверяю тебя. Легкий флирт, и больше ничего.

Флирт. Брюно слушал ее, поглаживая свои руки. «Она специально напустила туману, чтобы подбросить мне эту обманку. А я, идиот, заглотил приманку».

– Клянусь тебе здоровьем наших дочерей, ничего не было. Ничего серьезного. Не о чем говорить.

Она улыбалась. Чуть было не… И правда, какая ерунда. Она права: они давно не дети. Глупо раздувать целую историю из-за того, что какому-то мужику захотелось с ней переспать. У него хороший вкус, вот и все.

Она рассказала, что однажды вечером он подвез ее на машине: «Помнишь, я забыла погасить габаритные огни и у меня сел аккумулятор?» Позже они несколько раз вместе ходили обедать.

– Надо было сразу тебе сказать. Я дура, что этого не сделала. Из-за этого вранья мне… Из-за этого вранья я два или три месяца жила как в клетке.

– Три месяца? Это продолжается уже три месяца?

– Послушай, я же не считаю! Может, не три месяца, а четыре недели.

– Как его зовут?

– Зачем тебе знать? Это не имеет никакого значения. Он для меня не существует.

– А мне любопытно. Вдруг когда-нибудь с ним пересекусь.

– Ну хорошо, если настаиваешь… Его зовут Тришэ.

– Трише? Как банкира?

– Нет, пишется по-другому. И вообще, все это не важно. Он жутко самоуверенный. Я таких часто встречаю. Говорю тебе, я сама себя кляну, что чуть не попалась на его удочку. Фу, пошлятина…