Королевский лес. Роман об Англии - Эдвард Резерфорд Страница 10

Наглость была столь вопиющей, что Эдгар чуть не расхохотался, но дело было, увы, такое, что не до смеха.

– Ты передвинул изгородь.

Прайд с серьезным видом задумался.

– Она стояла дальше, – спокойно ответил он, – но мы уж годы как сдвинули ее назад. Не было нужно столько места.

Его дерзость не имела границ.

– Вздор! – отрывисто возразил Эдгар. – Ты знаешь закон. Это незаконное огораживание. Ты можешь под суд отправиться.

Прайд уставился на него, словно на муху, перед тем как прихлопнуть ее.

– Это нормандские слова. Я не понимаю их смысла. В отличие, надеюсь, от тебя, – добавил он.

Удар достиг цели. Эдгар залился краской.

– Таков закон, – произнес он печально.

Годвин Прайд продолжал сверлить его взглядом. Он ничего не имел против лично Эдгара, но сотрудничество сакса-аристократа с нормандцами казалось ему доказательством того, что тот – изгой.

Нет, Кола не были чужаками. Но когда они прибыли в Нью-Форест? Двести лет назад, триста? Обитатели леса не помнили, однако пусть это случилось давно, но все же недостаточно давно. И Прайд напоминал себе о сем факте, когда, к его удивлению, заговорила нормандская девушка:

– Но эти порядки завели не нормандцы. Эта земля находилась под законом о лесе еще во времена короля Кнуда.

Адела достаточно хорошо владела англосаксонским, чтобы вести беседу. Ей не понравилась грубая манера, в которой этот парень общался с Эдгаром, и, будучи нормандской аристократкой, она решила поставить его на место. Вильгельм Завоеватель был суров, но ему хватало ума всегда показывать, что в своем новом беспокойном королевстве он неизменно блюдет его древние законы. И коли так, то этой деревенщине бессмысленно жаловаться. Она с вызовом вперилась взглядом в Прайда.

Но он удивил ее, лишь угрюмо кивнув:

– Ты так считаешь?

– Есть хартия, парень. – Она обратилась к нему с некоторой важностью.

– Рукописная, да?

Как смеет он изъясняться с такой насмешкой?!

– Да, письменная. – Она гордилась, что неплохо читала и получила некоторое образование. Если бы писец помог ей с чтением хартии, она сумела бы разобраться.

– Я читать не умею, – ответил с нахальной улыбкой Прайд. – Незачем.

Он был, разумеется, прав. Человек мог возделывать землю, работать на мельнице, управлять крупным поместьем – да что там, даже быть королем – и не иметь нужды ни в чтении, ни в письме. Для ведения записей всегда существовали бедные писари. У этого умника-арендатора нет ни малейшего повода к чтению. Но Прайд не закончил.

– Впрочем, я думаю, что многие воры умеют, – добавил он хладнокровно.

Бог свидетель, он оскорблял. Адела взглянула на Эдгара, ожидая защиты, но тот был смущен.

Прайд взялся за него:

– Я, Эдгар, не помню, чтобы слышал о какой-то хартии. А ты? – Он смотрел ему прямо в лицо.

– Меня еще на свете не было, – тихо ответил сакс.

– Да. Лучше спроси отца. Думаю, он-то уж знает.

Повисло молчание.

До Аделы начало доходить.

– Не хочешь ли ты сказать, – проговорила она медленно, – что король Вильгельм солгал насчет закона о лесе Кнуда? Что хартия – вымысел?

Прайд прикинулся удивленным:

– Да неужели? Разве они на такое способны?

Теперь она помолчала сама, потом кивнула:

– Прошу прощения. Я не знала.

Адела отвела от него взгляд, уперлась взором в полоску земли, которую он только что присвоил, и поняла: неудивительно, что он повел себя грубо, будучи застигнутым за попыткой – законно или нет – отвоевать несколько футов украденного у него, как он полагал, наследства.

Адела повернулась к Эдгару и улыбнулась:

– Я не скажу, если и ты промолчишь. – Она перешла на французский, но заподозрила, что наблюдавший за ними Прайд догадался о смысле.

Эдгар пребывал в замешательстве. Прайд следил за ним. Затем Эдгар покачал головой.

– Не могу, – буркнул он по-французски и обратился к Прайду на его родном языке: – Верни на место, Годвин. Сегодня же. Я проверю. – Он подал Аделе знак, что пора уезжать.

Ей захотелось что-нибудь сказать Прайду, но она поняла, что нельзя. Несколько минут спустя, когда арендатор и его семейство скрылись из виду, она заговорила:

– Я не могу вернуться в Линдхерст, Эдгар, ко всем этим охотникам. Можно нам в дом твоего отца?

– Есть спокойная тропка, – кивнул он в ответ.

И через пару миль они доехали по лесу до брода, пересели его и выбрались на вересковую пустошь, после чего перешли на шаг, следуя по тропе, уходившей на запад. Уже далеко за полдень они спустились в плодоносную тихую долину Эйвона.

Незадолго до того, как они достигли границы леса, Пакл, шедший по каким-то своим делам, оказался у деревушки Прайда и выслушал его рассказ.

– Кто она такая, эта нормандская девушка? – спросил арендатор.

Пакл как мог объяснил и рассказал о случае со светлой оленихой.

– Спасла олениху? – укоризненно улыбнулся Прайд. – Могла бы и мне принести. – Он вздохнул. – Как думаешь, мы с ней еще встретимся?

– Может быть, – пожал плечами Прайд.

– Полагаю, она не так уж плоха для нормандки, – произнес Прайд без особого чувства.

Однако участь Аделы, как она обнаружила на закате, решил гораздо более строгий суд, чем Прайда и Пакла.

– Бесчестье! Иного слова для того, что ты сделала, не сыскать! – Вальтер был в бешенстве. От заходящего солнца под его чуть выпученными глазами залегли багровые тени. – Ты выставила себя дурой перед всей охотой. Погубила свою репутацию. Ты опозорила меня! Если думаешь, что я смогу найти тебе мужа, когда ты ведешь себя так… – Он замолчал, ему просто не хватало слов.

Она почувствовала, что бледнеет – от потрясения и гнева.

– Возможно, – произнесла она холодно, – ты просто не в состоянии найти мне партию.

– Скажем лишь, что твое присутствие делу не поможет. – Его усики встопорщились, а темные брови сошлись, демонстрируя тихую ярость, угрозу. – Думаю, какое-то время тебе не следует бывать на виду, пока мы не будем готовы попытать счастья в другом месте. Согласись, что это наилучший выход. И я советую: хорошенько подумай над своим поведением.

– Не бывать на виду? – Ее охватила тревога. – Что это значит?

– Увидишь, – пообещал он. – Завтра.

Великая тишина летнего полдня, и все купается в солнечном свете. Наступил сезон, когда оленям позволяли спокойно принести потомство, а крестьянам запрещалось выгонять скот в Королевский лес. Казалось, что вернулись те далекие дни, когда по лесу рыскали только разрозненные охотничьи банды. Это была пора мира, яркого света, заливающего вересковые пустоши, и темно-зеленых, как водоросли, теней под дубами.