Таежный бродяга - Михаил Демин Страница 10

У костра, в заснеженном ельнике, сидел человек; он был жилист, узколиц, темноволос. Из-под шапки, пересекая бровь, спадала путаная прядь, глаза запухли от едкого дыма.

Он сидел, ссутулясь, подтянув колени к подбородку, — думал. Клубилась мгла вокруг; от пламени, от пляшущего света она казалась непроницаемой. Шатались в зарослях тени, подрагивала хвоя, пронизанная ветром, и при каждом шорохе темноволосый оборачивался, пытливо вглядывался в тайгу. «Глухомань, — думал он, — буреломы, темные места. Черт его знает, кто тут может бродить — зверье или люди…»

«Люди! — Эта мысль не утешила его, нет. — Люди, они тоже разные. Узнает кто-нибудь, догадается — и все. Кончики. Тогда не выберешься».

Он помрачнел, отворил меховую тужурку и осторожно потрогал внутренний туго набитый карман; он сделал это невольно — рука сама потянулась к пакету.

Плотный, перевитый шпагатом пакет оттягивал карман и упруго похрустывал в пальцах.

— Нет, — вздохнул, запахиваясь, темноволосый, — уж лучше без людей, без приключений!

Он осмотрелся, позевывая. Швырнул хворостину в огонь; шипя и щелкая, взлетели искры — высветили кроны и засеяли снег, и темнота отпрянула на мгновение, а потом загустела, надвинулась, хлынула в глаза.

И в этот момент невдалеке возникли медленные шаги.

Темноволосый поспешно нашарил ружье, положил его на колени и так — напрягшись и оцепенев — сидел какое-то время.

Шаги приближались, они звучали мерно и отчетливо. Было слышно, как под подошвами крошится наст. Снежный шелест, сухое поскрипывание сучьев — все это ширилось и нарастало… Затем из чащи появилась громоздкая фигура в мохнатых унтах и заиндевелом ватнике; на плечах незнакомца висела полевая брезентовая сумка, и, придерживая ее ладонью, он сказал сиповатым, застуженным баском:

— Привет! Принимай гостей.

— Привет, — отозвался темноволосый, — грейтесь… — И сейчас же он насупился, распрямился, насторожась:

— Вы сказали — гостей? Это как же… Разве вы не один?

— Нет, один.

Незнакомец подошел к костру, и свет упал на его лицо — скуластое, крупное, поросшее жесткой щетиной. Брови его, и ресницы, и глубокие складки у рта — все было густо опушено морозцем. Он утерся — засопел, зорко глянул из-под бровей.

— Один. А что такое?

— Ничего. Просто поинтересовался.

— Ну а ты, — помедлив, спросил человек в унтах, — один здесь?

— Д-да…

— Ага! Ну вот и ладно!

Незнакомец уселся, покряхтывая. Подышал в ладони, простер их над мигающими углями.

— На пару веселей будет, способней, верно я говорю?

— Пожалуй…

«Странный какой-то тип, — тоскливо размышлял темноволосый. — Телогреечка старая, засаленная, а унты новые — такие обычно летчики носят. Кто ж он есть на самом-то деле? Заросший, мрачный. И без ружья — это тоже странно. Ночью в тайге нормальные люди не ходят безоружными… Хотя, с другой стороны, для меня же лучше — спокойней».

Он сказал:

— Что ж, давайте знакомиться! — Привстал, раздвинул губы в улыбочке. — Михаил.

— Очень приятно, — прогудел человек в унтах. — Скрипицын! — Крепко, коротко стиснул руку Михаила, оглядел его сощурясь, ощупал взглядом лицо, пушистый, в пестрых разводах шарф…

«Залетный, — подумал он, — и настороженный какой-то. Поди разберись, чем ты тут дышишь?»

— Далеко направляешься? — спросил он погодя.

— Нет… а вы?

— Что — я?

— Далеко?

— Да как сказать, — задумчиво поднял брови Скрипицын. — Здесь любой конец неблизкий… Тайга! — Он моргнул глазом. — Ты эти места хорошо знаешь?

— Не особенно. Так, в общих чертах.

— Недавно только прибыл?

— А что? — сказал, кривя губы, Михаил. — Заметно?

— Конечно.

— Это почему же?

— Да вообще. — Скрипицын неопределенно пошевелил пальцами. — Больно уж вид у тебя такой. Этот шарфик, то-сё…

И он неожиданно качнулся к Михаилу и цепко ухватил его за край шарфа.

Широкая его пятерня лежала на отвороте михаиловой тужурки — на самой груди — плотно лежала и тяжело, и, чувствуя эту тяжесть, Михаил отшатнулся резко.

— Да не бойся, — лениво, затягивая слова, сказал Скрипицын.

— А я и не боюсь! — Михаил по-прежнему держал на коленях двустволку, легонько оглаживал затвор. — Чего мне бояться-то?

— Тоже верно, — отозвался Скрипицын. — Нечего. В том и суть.

Он умолк внезапно. Челюсти его сжались. Зрачки дрогнули и застыли, и там, в глубине их, увидел Михаил отражение ночи; они смотрели мимо него, поверх, в морозную тьму.

Михаил поворотился. И побледнел — ему стало страшно. Близко, почти вплотную, стоял за его спиною приземистый, бородатый мужик. Шаткие отблески пламени лежали на броднях и овчинном его полушубке и тускло окрашивали ствол дробовика.

Он возник здесь бесшумно — Михаил не слышал его шагов, и это было непостижимо и страшно. Казалось, он все это время таился где-то рядом, вблизи костра.

«Конец, — решил Михаил, — подловили все-таки. Под-пасли. Они на пару работают — это ясно. Что же делать, о черт, что же теперь делать?»

Было недолгое молчание. Затем старик сказал, сбрасывая с плеч вещевой увесистый мешок:

— Чтой-то вы, ребята, приуныли? И костер у вас тухлый, ай-ай! Один дым…

Неторопливо, усталым движением расстегнул он полушубок. Опустился на корточки. Разворошил забитую снегом бороду.

— Костер — это верно, — отозвался Скрипицын, — плоховат… Заболтались мы тут! — Он натянул рукавицы, грузно двинулся в темноту. — Пойти, что ли, хворосту подсобрать…