Бессмертники - Хлоя Бенджамин Страница 10

В субботу Клара обводит красной ручкой объявление в газете о сдаче квартиры: «2 спальни/1 ванная. $ 389/мес., светлая, просторная, паркет. Памятник архитектуры! ШУМНЫЕ СОСЕДИ». Они едут на трамвае «джей» в сторону Семнадцатой улицы и Маркет-стрит — и вот он, Кастро, маленький рай, которым Саймон бредил столько лет. Саймон смотрит на кинотеатр «Кастро», на коричневый козырёк над баром «Тоуд-Холл»; на пожарных лестницах и на каждом крыльце кучкуются парни с сигаретами, в узких джинсах и во фланелевых рубашках, а то и вовсе без рубашек. Так давно об этом мечтать и наконец обрести, когда тебе ещё так мало лет, — всё равно что заглянуть в будущее. «Это здесь и сейчас, — твердит он себе в пьяном восторге. — Вот твоя жизнь». Они с Кларой едут в Коллингвуд, тихий квартал с рядами пышных деревьев и разноцветных домиков в эдвардианском стиле. Останавливаются перед большим прямоугольным зданием. На первом этаже клуб, в этот час он закрыт, но в окна видны лиловые диваны, зеркальные шары, высокие платформы-пьедесталы. Название клуба выведено краской на стекле: «ПУРПУР».

Квартира прямо над клубом. Просторной её не назовёшь, и о двух спальнях речи нет, поскольку одной спальней служит гостиная, другой — чулан. Зато она светлая, с золотистым паркетом и окнами-фонарями, и за первый месяц им есть чем заплатить. Клара вытягивает руки, оранжевая блузка с рюшами задирается, обнажив розовую полоску кожи. Клара кружится — раз, другой, как фарфоровая чашка, как дервиш, его сестрёнка, посреди гостиной в их новой квартире.

Они покупают разномастную посуду в магазинчике на Чёрч-стрит, а мебель — на распродаже на Даймонд-стрит. На Дуглас-стрит Клара присматривает два односпальных матраса — новых, ещё в пластиковой упаковке, — и они, пыхтя, втаскивают их к себе наверх.

Отпраздновать новоселье решают в клубе. Перед выходом Бакшиш Хальса приносит траву и таблетки. Радж бренчит на гавайской гитаре, Сюзи устроилась у него на коленях; Клара, примостившись у стены, играет с волшебной рыбкой, что привезла от Ильи. Бакшиш Хальса что-то шепчет в ухо Саймону про Анвара Садата, но у Саймона всё плывёт перед глазами и тянет поцеловать Бакшиша Хальсу. Нет ни секунды на раздумья: они в клубе, танцуют в гуще народа, вспыхивают на лицах красные и синие огни. Бакшиш Хальса сдёргивает тюрбан, пряди волос хлещут его по лицу, как плети. Какой-то человек, рослый, плечистый, весь в красивых зелёных блёстках, носится как метеор, оставляя за собой огненный след. Саймон продирается сквозь толпу, тянется к нему, и их губы встречаются с неожиданной страстью. Первый поцелуй в его жизни.

И вот они мчат сквозь ночь в такси, стиснутые на заднем сиденье. Его спутник расплачивается. Луна будто качается на гвозде, как плохо прибитый к двери номерок, тротуар стелется под ногами ковровой дорожкой. Они заходят в серебристую многоэтажку, поднимаются на лифте куда-то на верхотуру.

— Где мы? — спрашивает Саймон, заходя следом за хозяином в дверь в конце длинного коридора.

Хозяин идёт на кухню, но свет не включает, лишь уличные фонари горят за окном. Когда глаза привыкают к полумраку, Саймон видит опрятную, обставленную по моде гостиную: белый кожаный диван, стеклянный столик с хромированными ножками. На стене напротив картина — яркие, светящиеся мазки.

— Финансовый район. Ты приезжий?

Саймон, кивнув, подходит к окну, смотрит на деловые здания с подсветкой. Улицы внизу почти пусты, пара бродяг да пара такси не в счёт.

— Что-нибудь принести? — кричит из кухни хозяин, держась за ручку холодильника. Кайф от таблеток почти улетучился, но даже на трезвую голову новый знакомый кажется привлекательным: стройный, мускулистый, с правильными чертами — модель с обложки.

— Как тебя зовут? — спрашивает Саймон.

Хозяин достаёт бутылку белого:

— Будешь?

— Ага. — Помолчав, Саймон добавляет: — Не хочешь говорить, как тебя зовут?

Новый знакомый подсаживается к нему на диван с двумя бокалами.

— В подобных случаях обычно не говорю. Но можешь звать меня просто Ян.

— Ладно. — Саймон через силу улыбается, хотя ему слегка тошно — и от сравнения с другими (сколько их было, «подобных случаев»?), и от скрытности Яна. Разве не затем съезжаются в Сан-Франциско геи, чтобы жить открыто? Но, возможно, придётся запастись терпением. Саймон представляет их будущие встречи: как они с Яном лежат на пледе в парке «Золотые ворота», как жуют бутерброды на пляже Оушен-Бич, а над ними кружат чайки, серые крылья вспыхивают на солнце, отливая рыжиной.

Ян улыбается. Он старше Саймона лет на десять, а то и на пятнадцать.

— У меня охренеть как стоит, — говорит он.

Саймон вздрагивает, внутри нарастает желание. Ян уже стягивает брюки, затем бельё, и вот он: пунцовый, с гордо поднятой головкой — член, достойный короля. Саймону тоже становится тесно в джинсах, он встаёт, чтобы их стащить, застревает ногой в штанине, срывает. Ян опускается на колени, к нему лицом. В узком закутке между диваном и стеклянным столиком он тянет Саймона к себе за ягодицы, и мгновенно — ничего себе! — член уже у Яна во рту.

Саймон стонет, тело его дергается вперед. Ян одной рукой упирается ему в грудь и сосет, а Саймон задыхается от изумления и долгожданного, запредельного удовольствия. В жизни это ещё приятней, чем он представлял, — мучительное, бездумное блаженство, этот рот на нем, словно густо печет солнце. Когда он уже на краю оргазма, Ян, отстранившись, хитро ухмыляется.

— Хочешь забрызгать сплошь весь этот прекрасный чистый пол? Хочешь обкончать этот прекрасный паркет весь сплошняком?

Саймон недоумённо вздыхает — совсем не того он хочет.

— А ты?

— А я хочу, — говорит Ян. — Да, хочу — И подползает на коленях, и член — багровый, почти пурпурный — нацелен на Саймона, будто скипетр. Вдоль ствола извилисто змеится набухшая вена.

— Слушай, — просит Саймон, — давай передохнём, а? Совсем недолго, секундочку?

— Ага, давай. Что нам стоит? — Ян разворачивает Саймона лицом к окну и, зажав в руке его член, дрочит. Саймон стонет, и вдруг тупая боль в коленях напоминает ему, где он находится, возвращает его к Яну, а тот настойчиво пытается раздвинуть ему членом ягодицы.

— Можно… — Саймон тяжко вздыхает, он почти дошёл до грани, и слова даются нелегко. — Можно, мы, ну?

Ян садится на корточки.

— Чего, смазки?

— Смазки. — Саймон сглатывает. — Ага.

На самом деле не смазка ему нужна, а способ потянуть время. Когда Ян выскакивает в коридор, Саймон переводит дух. «Запомни это, — говорит он себе, — за секунду до…» Он слышит шлёпанье босых ног, затем Ян плюхается рядом и ставит подле себя ярко-оранжевую бутылочку. С чавканьем выдавив смазку, натирает руки.

— Всё хорошо? — спрашивает Ян.

Саймон, собравшись с духом, упирается ладонями в пол.

— Всё хорошо.

Солнце светит сквозь шторы. Плеск воды в душе, запах чужих простынь, чужого тела. Саймон лежит голый на широкой двуспальной кровати, под толстым белым одеялом. Он приподнимается — ноги гудят, подташнивает, — прищурившись, оглядывает комнату. Закрытая боковая дверь — наверное, в ванную; фотографии в тонких чёрных рамках — городские пейзажи; стенной шкаф с рядами пиджаков и рубашек, подобранных по цвету.