Вновь домой вернутся журавли - Ирина Горбачева Страница 10

Я держала его за руку, когда он попросил брата позвать маму. Мы сели вокруг отца.

— Верочка, прости меня за всё, — тихо произнёс он, — но ты должна знать, я любил тебя и всегда был верен только тебе. Но собрал я вас, чтобы сказать, то о чём узнал сам только в девяностых годах. Помнишь Марго, я приезжал к тебе, когда вы с Олегом разводились? Тогда в Москве я встретился с одним человеком. Его зовут Жонг. Он китаец. Мы с ним подружились во время корейской войны в Китае. Это было до нашей с тобой женитьбы, Верочка. Я говорил тебе, что служил в Китае.

— Да, да, милый. Знаешь, а я пришла тогда на твои проводы, ты просто меня не заметил. А потом я ждала твоего возвращения, — мама плакала, мы с братом переглянулись.

— Верочка, в Китае я был влюблён в девушку, она меня выхаживала после тяжёлого ранения. Благодаря ей, её крови, которую мне перелили, я остался жив. Она китаянка, Нинг. Я её звал Ниной. Сынок, сходи, принеси в моём ящике письменного стола лежит деревянная коробочка.

Пока брат ходил в кабинет отца, я вспомнила, что мама в моём детстве как-то обмолвилась, что отец хотел назвать меня Ниной. Но бабушка, папина мама была против этого имени. Отец попросил брата открыть коробочку, вытащить старенький станок для безопасной бритвы, поднять картонку с шёлковой подкладкой и под ней извлечь фотографию.

— Вот она. Её вместе со станком Нинг подарила мне. Вышло так, что подарила на прощание. А я ей подарил пулю, которую вытащили из моего плеча, и нацарапал на ней своё имя и название города. Она повесила её себе на шею, как медальон. Нам не дали больше встречаться. Меня отправили домой, а она, как мне рассказал Жонг при встрече, вышла замуж за военного человека.

— Ну и хорошо. Была и была. Ты только не переживай, — тихо говорила мама, видя, как волнуется отец.

— Подожди, Вера. Дети, Рита, когда я был у тебя, я встретился с Жонгом. Он искал меня, как только в Перестройку открылись границы. Позвонил и мы договорились о встрече в Москве. Сейчас он с женой, она у него русская живёт в Австралии. В пятидесятые годы они вынуждены были уехать из Китая. Тогда перед отъездом он встретил Нину. Она их просила, если вдруг они встретят меня, передать, что у неё родился сын. Дети, у вас есть брат. Марго, он старше тебя. Я очень хотел бы, чтобы вы нашли его. Нинг назвала малыша Джиан. Марго, у меня в столе найдёшь блокнот. Там всё, что я знаю о нём и о Нине. Верочка, ты не против?

— Я против того, чтобы ты покинул нас. Тем более у тебя, получается, ещё остались дела на этом свете.

— Я не ошибался в тебе, — папа, как мог, сжал руку мамы и обессилено закрыл глаза, — идите, идите, я хочу побыть один.

Прошла тяжёлая ночь. Под утро папа пришёл в сознание. Мне очень хочется верить, что он чувствовал наше присутствие, что слышал наши голоса, когда мы, шёпотом, перебивая друг друга, говорили ему слова любви.

Его усталые глаза, до этого покрытые белой пеленой, на миг засияли тёплым добрым светом. Тем светом, каким светились всегда, когда он смотрел на нас: своих детей, на мир, окружающий его.

Он, молча, смотрел на нас, слабо шевеля губами, потому что уже не мог ничего произнести, но нам было всё понятно. Понятно, что и сейчас он нас всех любит, как и раньше, когда мы были младенцами, когда подросли и вылетели из его гнезда.

Он всегда давал нам свободу выбора, всегда уважал наше мнение. Любил нас любыми: хорошими, непослушными, упрямыми и эгоистичными. Когда невольно или несознательно обижали его, он прощал нас и продолжал любить. Он знал, что и мы очень любим его и жалеем. Что мы всегда уважали и брали пример с его поступков, принципов, отношения к жизни, из которой он сейчас уходил.

На несколько минут папе стало лучше. Сердце его успокоилось, потому что он понял, что покидает жизнь, увидев нас и простившись со всеми, кого любил. Некоторое время его руки сжимали наши ладони, передавая последнее тепло, ещё хранимое в непривычно изменившемся и неподвижном теле. Казалось, душа его плачет. Об этом говорили капельки слёз, скатившиеся с закрытых глаз, и он засыпал под тихое пение мамы его любимой песни.

— Серым утром крик печальный, снова слышу я вдали. Мне привет свой шлют прощальный в хмуром небе журавли. Помню их встречать весною мы пришли к реке с тобою…

Как мне хочется верить, что папе было хорошо с нами в последние минуты этой бренной жизни. На наших руках, помогающих ему вобрать последний раз воздух этого мира, он отпустил свою душу в вечный путь.

Папочка, я исполню всё, о чём ты просил.