Вокруг Парижа с Борисом Носиком. Том 1 - Борис Носик Страница 10

Надо сказать, что в эпоху Просвещения, да еще и раньше, в Монморанси собиралось изысканное, просвещенное общество, бывали Дени Дидро и усердный корреспондент русской императрицы барон Гримм. Многих поначалу привлекало сюда общение с меценатами Монморанси, чей род, как известно, угас в 1632 году, когда четвертый герцог Монморанси (Генрих II) был по приказу Ришелье обезглавлен по обвинению в измене. История города связана и с царствованием «доброго короля» Генриха IV, которого род Монморанси поддержал довольно рано. На старости лет (а пятидесятилетний возраст тогда считали старческим) добрый король без памяти влюбился в пятнадцатилетнюю красавицу Шарлотту-Маргариту Монморанси, которая была просватана за его друга, маршала Франсуа де Бассомпьера (позднее Ришелье упрятал его в Бастилию, где маршал написал интересные мемуары). Желая приблизить красавицу ко двору и не отдать ее другу, король написал маршалу хитрейшее письмо – вот оно:

«Бассомпьер, хочу поговорить с тобой как с другом. Я не просто влюблен в мадемуазель де Монморанси, я просто осатанел и вне себя от любви к ней. Если ты на ней женишься – при том, что я люблю тебя, – я тебя возненавижу. Предпочитаю, чтобы этого не случилось и чтобы это не испортило наших добрых отношений. Я решил выдать ее за своего племянника, за принца Конде, и держать ее подле моей жены. Это будет утешением для моей старости».

Нетрудно разгадать замысел старой лисы. Но король просчитался. Принц Конде очень ревностно приглядывал за молодкой и был вскоре вознагражден за свои усилия. После казни четвертого герцога Монморанси город Монморанси перешел в наследство его жене, а потом и всему роду Конде.

В нынешнем Монморанси осталось не так много следов былых замков и каштановых аллей. Но все же они есть, и, прогуливаясь по парку и улицам городка, можно вспомнить легенды былых лет и строки из «Исповеди» Руссо.

ЖАН-ЖАК РУССО ЖИЛ В МОНМОРАНСИ ДО САМОЙ ШВЕЙЦАРСКОЙ ССЫЛКИ.

Фото Б. Гесселя

В Монморанси селились и новые русские эмигранты, из тех, кому было на что снять жилье да вдобавок не нужно было спешить в Париж на работу. После войны, в 1946 году в Монморанси поселился с семьей известный 66-летний график, а также вполне преуспевающий художник кино и театра Александр Мартынович Арнштам. Родился он в Москве, в семье фабриканта, восемнадцати лет от роду занимался в студии Юона живописью, а также изучал химию в Берлине, готовясь, как желал его отец, стать художником на фарфоровой фабрике. Правда, в Берлине он изучал также философию и анатомию, рисовал карикатуры и посылал их в петербургский сатирический журнал – Чуковскому. Женившись на девушке из хорошей семьи, он поселился с ней в Париже и стал заниматься живописью, а вернувшись двадцати семи лет от роду в Москву, еще и закончил юридический факультет Московского университета.

С 1908 до 1918 года Арнштам жил в Петербурге-Петрограде, оформлял книги, издавал свой журнал, оформлял спектакли и даже заведовал каким-то просветительным комитетом в Наркомпросе. Казалось, что можно будет выжить. Он даже оформил книги самого Луначарского и самого Брюсова, сотворил панно «Рабочий с молотом». Но в конце 1919 года ЧК пристегнула его к какому-то наспех сфабрикованному «процессу 19-ти», так что, несмотря на заступничество Горького с Луначарским в его пользу, отсидел творец «Рабочего с молотом» девять месяцев в тюрьме, где, впрочем, создавал по заказу самого Госиздата какую-то «азбуку на тему революции» (скажем, так: «параша» – прибор для сгущения воздуха свободы, а может, еще чего-нибудь почище требовал Госиздат). К 1921 году Арнштам интеллектуально созрел и, получив с помощью тестя латвийский паспорт, двинулся через ненадежную Ригу в более надежный Берлин. В 1922 году он уже возглавлял берлинское издательство «Academia», участвовал в выставках, оформлял спектакли и фильмы, ездил на съемки в Испанию, рисовал афиши. Во время немецкой оккупации французские друзья прятали его в департаменте Дром.

Живя в Монморанси, Арнштам не только оформлял фильмы и рисовал афиши (привлекая к работе сына Кирилла), но и сам написал либретто, а также исполнил костюмы и декорации для балета «Нана» на музыку Томази (по роману Золя). Премьера состоялась в 1962 году в Страсбурге, имениннику было 82 года. Похоронив жену в Монморанси, Арнштам переехал в Париж и поселился в любимом квартале Пале-Руаяль. Он рисовал этот старинный архитектурный шедевр в разное время суток, готовя макет книги «Пале-Руаяль». Смерть застала его за работой, и его похоронили на кладбище в Монморанси, где он упокоился рядом с супругой. Было ему уже 89 лет. Полсотни лет напряженного, высокопрофессионального труда в эмиграции пошли ему на пользу.

В Монморанси похоронен и еще один русский художник – Иван Артемович Кюлев. Родился он в Ростове-на-Дону, учился у Серова и Коровина. Потом война, турецкий фронт, Югославия. В Париж к брату он переехал в 1926 году, причем весь его багаж пропал дорогой. Пришлось работать и упаковщиком и грузчиком, но участвовал он и в салонах. Рисовал иллюстрации к Гоголю. В 1930 году он вступил в общество «Икона», учился у старообрядца П. Софронова, преподавал рисование в Христианском студенческом движении. А в 1940 году написал картины на темы «Божественной комедии» Данте, Апокалипсиса и Книги Иова, провел несколько выставок – в Брюсселе, Медоне и во Флоренции. Скончался он 94 лет от роду в Русском старческом доме в Монморанси. На здешнем кладбище, кстати, немало былых обитателей этого дома…

В 1951–1953 гг. в том же старческом доме (авеню Шарля де Голля, дом № 5) прожили почти три года супруги-поэты Ирина Одоевцева и Георгий Иванов. Сохранилось письмо Георгия Иванова, посланное отсюда в США Роману Гулю с просьбой прислать в адрес здешнего русского библиотекаря «пачку старых – какие есть – номеров «Нового журнала»:

«…сделаете хорошее дело. Здесь двадцать два русских, все люди культурные и дохнут без русских книг. Не поленитесь, сделайте это, если можно. Ну, нет, это не русский дом Роговского (речь идет о русском старческом доме на Лазурном Берегу в Жуан-Ле-Пене. – Б.Н.). Я там живал в свое время за свой собственный счет. Было сплошное жульничество и грязь, и проголодь. Здесь Дом Интернациональный – бывший Палас, отделанный заново для гг. иностранцев. Бред: для туземцев с французским паспортом ходу в такие дома нет. За нашего же брата апатрида (любой национальности) государство вносит на содержание по 800 фр. в день (только на жратву), так что и воруя – без чего, конечно, нельзя, – содержат нас весьма и весьма прилично».

Такое вот вполне прозаическое письмо написал из Монморанси известный поэт. Но и стихи он писал здесь тоже: