Две тайны аптекаря - Ирина Трофимова Страница 10

В тот день он забрел в самый дальний угол депозитария, потому что ему очень нужно было спокойно закончить один телефонный разговор, так, чтобы никто не мешал и не подслушивал. Но сделать это никак не получалось. Они говорили уже больше часа, но белокурая нимфа никак не хотела слышать веские и логичные аргументы, а всё время только хныкала, сердилась, упрашивала, кричала, бросала трубку и тут же опять перезванивала. Ей срочно понадобилось на Мальдивы. Непременно сейчас, в самый дорогой сезон. Но Мальдивы были никак не возможны, потому что директор музея буквально только что расплатился за новенький красный автомобиль. Ну и что, нимфа устала, ей было скучно, а от вечного дождика в этом городе у нее портился цвет лица. Она упрямо требовала своего, уже привыкнув получать всё, чего хочется. В какой-то момент она поняла, что директор музея уперся и никак не хочет уступать, и перешла к козырям. Ну что ж, раз всё так грустно, ей, пожалуй, придется рассказать об их отношениях папе. А папе об их отношениях рассказывать было решительно нельзя, потому что волею ироничных судеб папа прелестницы был солидным человеком, занимал министерский пост и являлся непосредственным начальником директора музея изящных искусств. Вот в этот самый момент директор понял, что продолжать дискуссию в кабинете становится просто опасно, вытер взмокшую лысину и спустился в депозитарий спасать свою оказавшуюся под угрозой карьеру.

Он быстро прошел мимо выдвижных стен с картинами, не обращая внимания на нарочито почтительные улыбки сотрудников, отмахнулся от назойливой заведующей отделом малых голландцев, мысленно пожелав ей провалиться к ним в семнадцатый век, и забрался в самый дальний зал депозитария, прихлопнув за собой дверь. Он уговаривал, объяснял, говорил о своих чувствах, о том, как она прекрасна, просил немного потерпеть, из последних сил сдерживался, чтобы не накричать на нее, чувствовал, что у него поднимается давление, и шарил рукой в кармане в поисках таблетки. Но она ничего не слышала, а только требовала, требовала, требовала… Потом взвизгнула что-то совсем оскорбительное и бросила трубку, а директор музея от отчаяния размахнулся и швырнул телефон на старинный паркетный пол депозитария. К его удивлению, телефон не разлетелся на куски, а отскочил от паркета с каким-то странным звуком. Директор удивился, подошел поближе и постучал по паркету ногой. По одной дощечке, потом по соседней. Звук и в самом деле был странным. Директор выдохнул, подобрал живот, с трудом опустился на колени и стал простукивать паркет костяшками пальцев. Он не очень надеялся что-то найти, поскольку после скандала с его ушлым предшественником полиция прочесала в музее каждый уголок, но как знать, как знать… Он стучал по паркету и прислушивался: несколько досок действительно отзывались на его стук пустым гулким звуком. Директор музея крайне озадачился этим фактом и попытался подцепить одну из досок, но она никак не поддавалась. Именно в этот момент дверь приоткрылась, и на пороге возникла всё та же настырная заведующая малыми голландцами. Директор музея моментально сориентировался и быстро пополз в сторону своего упавшего телефона, а его не в меру активная подчиненная бросилась к нему на помощь.

Сотрудники депозитария в тот день получили неожиданные отгулы, а заведующая отделом малых голландцев — ничем не объяснимый отпуск на неделю. Сам директор вернулся в дальний зал депозитария спустя час, в кармане у него лежала маленькая стамеска и мастихин из какого-то благородного сплава, подаренный отделу реставраторов иностранной делегацией. Он снова простучал паркетные доски и нашел те самые, которые отзывались необычным звуком. Острым носиком мастихина директор довольно ловко подцепил доску и поднял ее вместе с соседней. Потом боязливо просунул в отверстие руку и, к своему удивлению, нащупал холщовый мешок, который с трудом осторожно вытащил наружу. По форме мешка уже было понятно, что внутри картина или даже две. Но когда директор музея развязал бечевку и достал их, у него сначала потемнело в глазах, а потом в голове как будто замелькали страницы каталогов и учебников по истории искусства: «безусловно, одна из лучших работ великого мастера…», «жемчужина из великой сокровищницы культуры…», «утраченный шедевр мировой живописи…», «огромная потеря для многовековой культуры человечества», «безвозвратно утеряна»…

На самом деле ничто и никогда не теряется навсегда, безвозвратно и бесследно. На земле не часто выгорали дотла музеи, а наводнения не уничтожали бесценные коллекции. На свете не так много сумасшедших, которые жгли бы Пикассо в домовой печи или нарезали ленточкой полотна Сезанна. Видит Бог, всё «безвозвратно утраченное» хранится в самых лучших условиях с заботой и трепетом и надежно укрывается от широкой публики за широкими стенами частных владений. А иногда оказывается под полом в депозитарии известного музея.

Директор музея изящных искусств не мог поверить своему счастью. Он вообще с трудом верил своим глазам. Перед ним на полу лежали два величайших произведения искусства, шедевры великих гениев, давно утерянные человечеством и сейчас случайно найденные им. Это были именно они, это были подлинники, в мешке оказались ветхие документы и заключения экспертов, подтверждающие этот факт. Он переводил взгляд с одной картины на другую, не в силах оторваться, сразу поддавшись их власти. Разумеется, отдав сокровища в руки именно к нему, солидному порядочному человеку с безупречной репутацией, директору музея, истинному знатоку и ценителю, Провидение поступило так вовсе не случайно. Он знал, как должен поступить, он уже видел, как несет этот дар человечеству, и завтра его имя оказывается на страницах газет, а сам он принимает участие во всех выпусках новостей и становится настоящим героем! Недели на две. Может быть, на месяц. От силы на пару месяцев. А потом герой снова станет просто директором музея с окладом и премиальными время от времени. Ни того ни другого не хватит на Мальдивы, красные автомобили и милые сережечки за полмиллиона. Конечно, он знал, как должен поступить.

Директор прислонился к стеллажам и достал клетчатый платок. Протер совершенно сухую лысину и ухватился за нее обеими руками. Он был ответственным руководителем, профессионалом и порядочным человеком. Толстым одышливым человеком, преданно служащим своему делу. Но главным было не это… Он был стройным, кудрявым и пылким. Безнадежно влюбленным. И ему хотелось оставаться таким как можно дольше. Чего бы это ни стоило, какой угодно ценой. Директор музея поднялся с пола и стал смотреть на картины сверху вниз. Он вдруг понял, что до сих пор держит холщовый мешок, залез в него рукой и нащупал что-то еще. Там оказалось кольцо. Он был профессионалом и сразу понял, что оно не стоило сумасшедших денег, но было дорогим. Старинная работа, прекрасный мастер, необычная форма и монограмма…