Причинное время - Лев Рубинштейн Страница 10
Причинное время - Лев Рубинштейн читать онлайн бесплатно
Ознакомительный фрагмент
На каком-то курсе института мне надо было сдать предмет, который назывался “Эстетика”. И я по своему тогдашнему обыкновению решил на скорую руку подготовиться к экзамену не по толстенному и невнятному учебнику, а по краткому словарю. Вот я и взял в библиотеке “Краткий словарь по эстетике”. Плохо ли?
Первым делом я, конечно же, решил посмотреть, как в этом кратком словаре трактуется сам предмет. Скажи-ка мне, любознательный, но простодушный читатель, на какую букву ты стал бы искать в словаре слово “эстетика”? Небось на букву “Э”? Вот и я тоже так думал. И я даже нашел это слово. Но оно незамедлительно послало меня на совсем другую букву, на букву “М”. Потому что там было ясно сказано: “Эстетика. — См. Марксистско-ленинская эстетика”. Понятно, да?
Именно с тех пор я твердо знаю, что значения многих слов и базовых категорий требуют перевода, перевода с русского на советский, с советского на русский. В наши дни — что еще причудливее — и вовсе с русского на русский. Эти словари — советско-русские и русско-советские, а также и русско-русские — никто пока не издал. Но для того чтобы не путаться мучительно в различных вопросах бытия и капризных причудах отечественной истории, эти словари, вроде как кантовский “нравственный закон”, всегда должны быть внутри нас.
Без них человеку трудно понять, что бывает, например, “шампанское”, а бывает “советское шампанское” и что это, мягко говоря, не одно и то же. Что бывает, допустим, “гуманизм”, а бывает “социалистический гуманизм”. Что бывает “наука”, а бывает “православная наука”. Что бывает “правосудие”, а бывает “российское правосудие”. Что бывают на свете вежливые люди, а бывают и “вежливые люди” в воинственном камуфляже и при оружии, нежно отжимающие все, что плохо лежит. Что в разных странах бывают президенты, а бывают “президенты Российской Федерации”. Подобного рода фундаментальные различия иногда находили свое отражение в фольклоре. Так, например, долгое время бытовала такая консерваторская шутка: “Мы передавали песни советских композиторов. А теперь послушайте музыку”.
Впрочем, никакие словари никогда не угонятся за галопирующей реальностью. Вот совсем на днях, например, до меня донеслось удивительное словосочетание “научная рота”. Я вспомнил, как очень давно я придумал такое воинское звание, как “подполковник историко-филологических войск”. Зря, наверное, придумал. Потому что нет ни одной шутки, ни одной самой невероятной метафоры, не способных к грубой материализации.
Интересен был бы в наши дни и фразеологический словарь, где все ставшие устойчивыми выражения и словосочетания означают на самом деле не совсем то или даже совсем не то, чем они кажутся. Ну, например, первое, что пришло в голову:
— Мы же с вами не дети.
— Ну, все же все понимают.
— Сами знаете, в какое время мы живем.
— Наши враги только и ждут, чтобы…
— А почему это мы всегда всем что-то должны?
— Правды мы все равно никогда не узнаем.
Ну, и многое другое.
Словари — серьезные, смешные, нелепые, бессмысленные, страшные, поучительные — уходят из нашего обихода, подавленные великим и могучим всезнайкой Гуглом. Но время от времени вспоминать о них — да и не только о них — не только полезно, но и даже необходимо.
Казалось бы, зачем в наши дни обращать отдельное внимание на мелькнувшее где-то сообщение о том, что “Мединский потребовал запретить критику советских мифов”. Чему тут особенно удивляться-то? В наши-то дни…
Но я все же заметил. Видимо, потому, что в этой небольшой фразе интересными и значительными мне показались буквально все слова и их сочетания. “Запретить критику” — это и вообще хорошо звучит, а уж “запретить критику мифов”, да еще и “советских”, — хорошо вдвойне.
Официальная риторика советского времени тоже опиралась на мифы, заменяющие историю. Но мифы там упорно назывались именно “историей”, неловко, хотя и навязчиво мимикрируя под базовые категории современного мира. Слова “история”, “исторический” использовались постоянно и назойливо. “На крутых поворотах истории”, “исторический съезд”, “исторический пленум”, “исторический доклад на историческом съезде, ставший историческим документом исторической эпохи”. И горе было тому, кто миф посмел бы назвать мифом!
Нынешние решили обойтись без всякой “истории”, даже в кавычках.
Стилистика нынешней пропагандистской машинерии вся построена на том, что в искусствознании называется “обнажением приема”. Поэтому они ничуть не стесняются миф называть мифом.
В общем, министр “требует”. Он требует в интересах защиты конституционного строя и территориальной целостности государства, а также в рамках антисанкционных мероприятий и тотального импортозамещения полной отмены действия мировой истории на территории Российской Федерации, а также привлечения к ответу всех тех, кто под видом критики протаскивает… ну и так далее, пусть сами думают, их учить не надо.
Мифологическому архаическому сознанию свойственно третировать реальный современный мир как мир, утративший доверие, как мир утомительный и докучливый, враждебный прежде всего тем, что он постоянно и настойчиво требует осмысления. А какой смысл в том, что нельзя понять и осмыслить раз и навсегда?
А когда мир, живущий в категориях волшебной сказки, на своих условиях пытается взаимодействовать с миром реальным, время от времени уродуются реальные человеческие судьбы и проливается реальная, совсем не сказочная кровь.
Неразличение яви и сна, а также прямых и переносных смыслов слов, образов, понятий — это вообще проблема невзрослых людей и невзрослых обществ. Так что стоит ли изумляться по поводу различных причудливых, мягко говоря, сюжетов, связанных с культурой и искусством. Стоит ли удивляться тому, что те или иные объекты искусства способны, оказывается, “оскорблять чувства”, хоть религиозные, хоть патриотические, хоть какие.
И это притом, что даже дети в своих детских играх учатся различать область реального и область условного посредством таких взаимопонятных терминов, как “понарошку” или “как будто”. “Давай я как будто буду продавец, а ты как будто будешь покупатель”.
И, конечно, то обстоятельство, что субъектом подобного “требования” выступает какой-никакой, но все же министр, и при этом, что особенно пикантно, министр именно культуры, а не, допустим, рыбного хозяйства, придает этому сюжету особую прелесть и остроту.
Существуют в нашем родном языке глаголы, посредством которых в разные времена и с разными последствиями жгли — по бессмертной формуле национального российского гения — сердца людей. Иногда — дотла. Иногда — не в метафорическом, а в самом буквальном смысле, вместе с самими людьми.
Таков и глагол “требовать”.
Я еще, как ни странно, застал остатки старорежимных словесных формул наподобие висевшего в начале 70-х годов на стене Елисеевского магазина бодрого призыва “Требуйте свежую осетровую икру” при полном отсутствии не только свежей, но даже и не очень свежей, и не только осетровой, но и какой-либо другой икры. А также помню, как, балансируя по шатким дощечкам, проложенным поверх недвусмысленного вида и запаха лужи, полноводно разлившейся по полу общественного сортира, я был развлечен видом ржавой, висевшей на одном гвозде таблички с надписью “Требуйте свежих салфеток”. Ага, “салфеток”. Ну да, “свежих”. Далась же им эта “свежесть”.
Жалоба
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.
Комментарии