Записки паркинсоника - Лана Невская Страница 10

Документы на МСЭК я сдала без проблем – их было даже больше, чем нужно по списку – я положила туда все МРТ, какие делала в прошлом году, какие-то энцефалограммы и прочие непонятные бумажки. Так, на всякий случай, как говорит моя внучка, захватывая с собой на улицу игрушечного крокодила.

На комиссию мне было велено приходить 26 ноября в 10 утра. Почти месяц свободной от поликлиники жизни пролетел быстро.

И вот я сижу в коридоре диагностического центра вместе с такими же мучениками медицины. Все пациенты находятся в разной степени нетрудоспособности, но я кажусь сама себе совершенно лишней в этой компании. Я даже и не надеялась, что мне дадут какую-нибудь группу.

Ну, в лучшем случае – третью. Люди были на костылях, с какими-то невообразимыми опухолями, в преклонном возрасте и с таким набором болячек, что было удивительно, как они вообще еще живы. И всех их каждый год заставляют приходить на комиссию подтверждать инвалидность, предварительно собрав всю эту кучу документов. Как они в таком состоянии все это проделывают – для меня загадка!

В 10 меня, конечно, никто не принял, в 12 – тоже, и я начала волноваться, что придется приходить в другой день, потому что уже стали вызывать тех, кто по времени должен был идти позже меня, а я все сидела. Наконец, пригласили и меня. Вот тут и началась комедия с трагедией. Я не знаю более унизительной процедуры, чем прохождение МСЭК.

Врач сухо бросила, не глядя на меня:

– Проходите, садитесь!

Я по привычке прошла к стулу около стола врача. Но она рявкнула:

– Не сюда! – и указала на стул, который стоял метрах в двух от нее. Мне бы никогда в голову не пришло, что этот стул относится к ее столу. Я села. Врач, молча, листала мои бумаги. Я думала, что тут соберется действительно комиссия из разных специалистов, которые будут расспрашивать и осматривать меня. Все оказалось проще – как я поняла, решение уже было принято заранее, и документы были готовы. Но вот поиздеваться над человеком, показать свою значимость и безусловное превосходство, его зависимость от того, чего «моя левая нога захочет» – это у нас любимое развлечение людей, обличенных хоть малюсенькой властью.

В этой же комнате вела прием и другая врач, более пожилая и доброжелательная. Жаль, что я не к ней попала!

Моя «мымра», как я ее сразу окрестила, повернулась ко мне и спросила:

– Вы знаете свой год рождения? – ехидно спросила она меня.

– Естественно! 1950-й, – сказала я, не ожидая подвоха.

– А здесь что написано? – и она сунула мне в руки мой обходной лист.

А там моя заработавшаяся замша написала мне год рождения – 2011, т. е. год постановки основного диагноза. – Вы хоть проверяли или нет, что Вам тут понаписали?

– А почему я должна проверять за врачом, когда она специально паспорт требует и списывает все данные с него? – ошалело отбрыкивалась я, а сама мысленно ругала на чем свет стоит и себя, и эту «росомаху», за которой все нужно было проверять.

– Нет, ты послушай! – снова обратилась она к коллеге. – Они ей полуторную стадию поставили! Представляешь? – и она противно захихикала.

– А почему Вы не в нашем КДЦ наблюдаетесь? – снова стала цепляться она ко мне.

– Живу я в том районе. Там и лечусь! – перешла я тоже на раздраженный тон.

– Ну и что у Вас? Я что-то не замечаю у Вас признаков болезни Паркинсона. Я была лучшего мнения о вашем КДЦ!

Чувствую, что начинаю закипать. До каких же пор мне выслушивать ее язвительные замечания?!

– А Вы что, паркинсонолог? Кто разбирается, тот находит и видит! – я положила перед ней последнее заключение кафедры за подписью профессора Н. В. Федоровой. Она схватила его и сказала, что это и есть самый важный документ. И тут же добавила, что у меня и без Паркинсона целый букет других болячек. У меня был с собой еще один листочек, где я записала все свои жалобы и неприятные ощущения на данный момент, и предложила врачу ознакомиться с ним.

Я составила этот список для окружного паркинсонолога, чтобы уточнить, какие симптомы от основной болезни, а какие – просто возрастные или от других заболеваний.

На каждого пациента в ДКЦ приходится всего 10–15 минут! Поэтому я и составила такой список, чтобы, второпях, не забыть что-нибудь. По моему дилетантскому мнению и на МСЭК врачу будет гораздо удобнее прочитать этот список, чем задавать вопросы и ждать, пока я вспомню или соображу, что ответить.

А тут все по полочкам разложено. Пробежал глазами – и в курсе событий! Но «мымра» взглянула на лист и фыркнула:

– Еще не хватало мне тут Ваши опусы читать! – и вернула лист мне. Короче, еще какое-то время она повозила меня «фэйсом об тэйбл», потом закрыла папку с моими бумагами и, с чувством выполненного долга, сказала:

– Идите! Будет Вам вторая группа на год.

По-моему, я даже не попрощалась с ней, – такая была злая, – и вылетела из кабинета.

Еще где-то полчаса я прождала, пока меня пригласят на оформление документов. Потом еще ждала, пока все справки выпишут. И все это время, медленно приходя в себя от пережитого стресса, я думала, а стоит ли все это затевать на следующий год?

Я сочувствовала всем пациентам, которых видела сегодня, всем, кому только предстоит эта процедура, себе – потому что пришлось пережить весь этот кошмар. Я не понимала, кто разработал такие правила, когда вместо помощи людям, которым приходится оформлять все эти бумаги и терпеть унизительную процедуру прохождения МСЭК, они, эти правила, заставляют снова ежегодно доказывать каждому самодовольному павлину на комиссии, что у него за год – это надо же! – опять так и не отросла нога, ампутированная 10 лет назад. А у согбенной старушки – участницы ВОВ – так и не прошел ревматический артрит и еще куча болезней, а пальцы, кисти рук, и позвоночник к ее 90 годам почему-то так и не распрямились!