Паршивка - Рафаэль Муссафир Страница 10

— Ах так, ты бы выиграла, если бы у тебя были мои вопросы?

— Да, и давно, малышка моя.

Ортанс всегда называет меня «малышка моя» или «большая ты моя», когда ей нечего больше сказать.

— А что, Ортанс, хорошо ли живется на свете таким мерзким дурам с амбициями, как ты?

— Ладно, ладно, не волнуйся, доиграем, если уж тебе так этого хочется, большая ты моя… Ну, чей ход, малышка, твой или мой?

— Мой.

— Точно?

— Ну да!

— А мне так не кажется, ты, наверное, опять жульничаешь понемножку, потому что переживаешь из-за того, что все время проигрываешь, так ведь, признайся?

— Да НЕТ, говорю тебе, мой ход, я как раз спросила тебя, кто стал императором в восьмисотом году.

— Ах да, действительно, ты права, я переиграю.

— Да вовсе нет, ты проиграла!

— Вовсе я не проиграла, это Карл Великий.

— ЧТО? Это Я ответила, а ты не знала!!!

— Черт-те что! Я знала! Чтобы этого не знать, надо быть совсем дурой! Или как минимум чтобы тебя звали Рашелью… Ха-ха-ха! Ну ладно, давай, ничего страшного, если уж тебе так приятно хоть разок выиграть, пусть даже и нечестно… В любом случае, неудивительно, что ты проигрываешь в «Trivial», с твоими-то родителями…

— Почему это?

— А ты что, не знаешь?

— Нет…

— Твои родители — деревенщина правого толка.

— Что такое «деревенщина правого толка»?

— Совершенно необразованные люди.

— Кто это сказал?

— Я слышала, как Лилиан сказала это маме в редакции.

— Почему?

— Потому что, представь себе, они только и думают, как бы заработать себе миллионы вместо того, чтобы интеллектуально мыслить.

— Да ну? Но твои родители тогда тоже деревенщина.

— Нет, они — писатели.

— А я думала, что у них есть загородный дом.

— Да, но тут нет ничего общего с твоими родителями. У нас старинный дом, а свой дом, ведь вы же евреи, вы купили, совсем как нувориши.

— Значит, раз дом старый и вы не евреи, то вы и не деревенщина правого толка?

— Да.

— А-а… Значит, ваш дом левого толка?

— Да.

— А чем же он лучше дома правого толка?

— Ну, вот тем, что он левого.

— А что это значит, левого толка?

— Не знаю, но я знаю, что это лучше.

Вечером я спросила маму, как сделать так, чтобы наш дом стал домом левого толка.

— Что такое «дом левого толка», дорогая?

— Это дом католических писателей.

— И что?

— А мы правого толка.

— Кто тебе это сказал?

— Ортанс слышала, как Лилиан говорила это ее маме в редакции.

— Ну, тогда передай Лилиан, Ортанс и ее маме, что до того, как они издали свой трактат о правильном социализме, мы думали, что мы — левые, но теперь мы уже ни в чем не уверены, поскольку мы ужасные еврейские оптовики.

— Я не понимаю…

— Я и не прошу тебя понимать, я прошу тебя передать. Подрастешь, сама поймешь.

В тот же вечер Ортанс во время партии в «Trivial Poursuit» дала мне последний шанс доказать ей, что я действительно принадлежу к левым.

— Если ты выиграешь, Рашель, ты и вправду за левых.

Я проиграла.

— Ну вот, малышка моя Рашель! Do you understanding?

Ортанс все время хвастается тем, что она умеет говорить по-английски.

Я ответила:

— About doing fleshing to the week-and for thank you very much…

Потом я сказала госпоже Требла, что, наверное, сделаю себе эвтаназию, если до конца года не примкну к левым и не выучу второй язык; она спросила, знаю ли я, что такое «эвтаназия», я ответила, что это значит быть наказанным германским нацистским государством, тогда госпожа Требла объяснила, что вовсе нет, это означает помочь больным людям умереть, для того чтобы избавить их от страданий. Я подумала, что если убийство людей — это способ избавить их от страданий, то мне надо постараться лишний раз не простужаться, а то как бы родители не зарезали бы меня сонную.