Лупетта - Павел Вадимов Страница 10

Как-то посреди ночи я проснулся от невыносимой боли на месте свежего комариного укуса: казалось, меня ужалил невесть откуда взявшийся тарантул. А потом началось. Несколько крошечных насекомых в комнате чуть не свели меня с ума, я наглотался обезболивающих таблеток и еле дождался утра, чтобы купить наконец фумигатор. И только намного позже, в разговоре с врачом, я узнал, что достаточно характерными для развития раковой опухоли являются ряд признаков, среди которых — плохая переносимость укусов кровососущих насекомых. В ряде случаев появление одного такого симптома может значительно опережать развитие самой опухоли.

Во время второго курса химиотерапии комары появились у нас в первую же теплую весеннюю ночь. Палату освещал тусклый свет уличного фонаря, я лежал, прикованный к капельнице, у окна и хорошо видел, как серое облачко комаров, миновав открытую форточку, пролетело мимо меня к другим больным, чтобы приступить к своей вампирской вахте. Послышались полусонные чертыханья, энергичные хлопки, над некоторыми койками зажглись ночники, и кто-то сказал: «Ну вот, уже и комары появились, значит завтра будет тепло». А я лежал, прикусив губу, и тошнотворный страх липкой змейкой полз по позвоночнику: они кусают здесь всех, кроме меня, значит понимают, что от этой крови им добра не будет, она уже совсем ни на что не годна, даже на корм комарам! В любое другое время подобный вывод показался бы мне по крайней мере смешным, но в ту ночь я чуть не умер в постели от страха, взывая к пролетающим гадам: «Укусите меня, пожалуйста, хоть разок, ну что вам стоит, я что тут, самый безнадежный, что ли?» Но мои мольбы были циничным образом проигнорированы. Таким образом, получилось, что первыми, кто огласил мне приговор, оказались эти мелкие кровососущие твари.

* * *

Сомневаясь в том, что журналистка мне позвонит, я ошибался только наполовину. Она и вправду не позвонила, а написала — на визитке был указан e-mail. В письме она выразила надежду, что я еще не раскаялся в своем обещании, и попросила рассказать все, что я знаю о трубках. В ответ я накатал огромный текст, в котором мои собственные познания трубочного ритуала перемежались с обширными цитатами с тематических сайтов и наглыми комплиментами. Заодно я предложил перейти на «ты» и попытался разузнать у моего несостоявшегося интервьюера, давно ли она освоила вторую древнейшую профессию. Перед отправкой я два раза перечитал свое обширное послание, добавил в конце: «Я был рад получить от тебя письмо, пусть даже по делу. Действительно», — и нажал кнопку Send.

«Занесло меня в «Бизнес-Петербург» совершенно случайно, — словно оправдывалась в ответ Лупетта. — В вопросах бизнеса я понимаю очень мало, зато в вопросах искусства — гораздо больше. Узнать меня можно по инициалам в конце статьи: до журналистского Олимпа мне пока еще очень далеко. Приходится мотаться на выставки, презентации, юбилеи и т. д. К тому же я еще и учусь... Так что жизнь у внештатного корреспондента «Б-П» очень напряженная. Но бывают и приятные моменты... Например, очень приятно было узнать, что ты нашел для меня столько интересной информации о трубках. Ты мне очень помог. Действительно».

Так начался наш эпистолярный роман, вначале похожий на игру, но со временем распаливший меня не на шутку. С каждым разом письма становились все смелее, но мы при этом, не сговариваясь, даже не заикались о возможности реального свидания, словно жили не в одном городе, а на разных концах планеты.

Первой не выдержала Лупетта. На мой очередной монолог, искрящий неутоленными страстями, она лаконично ответила: «В виртуальной реальности ты великолепен, но как насчет всего остального? Мир так тесен, так почему бы нам не стать еще ближе друг к другу?»

«Есть! — мелькнуло у меня в голове. — Она уже почти моя... »

Если бы в эту минуту кто-то сказал, во что мне обойдется это «почти», я бы плюнул ему в лицо.

* * *

За время химиотерапии я настолько сжился со своими стеклянными спутницами, что порою кажется, словно мы представляем собой единое целое: причудливый биомеханоид из плоти, стекла и металла, в котором циркулируют разноцветные жидкости. Шли месяцы, один курс сменялся другим, и чья-то невидимая рука привычным движением бесстрастно переворачивала песочные часы, отмеряя очередной цикл моей жизни. Иногда так хотелось, чтобы эта рука забыла о своем ненужном ритуале или чтоб слипшиеся песчинки забили узкое отверстие между колбами, прервав ход времени.

Если прозевать момент, когда одна из капельниц опустеет, из-за перепада давления венозная кровь побежит вверх по гибкой трубке. Как назло, нередко капельницы заканчивались ночью, и я не успевал вовремя прервать обратный ход крови. Ничего страшного в этом не было, просто в целях экономии систему не меняли до конца курса, и потом я Франкенштейновым чудищем бродил по больничному коридору, распугивая пациентов других отделений тремя пунцовыми шлангами, торчавшими из груди.

Закон сообщающихся сосудов по сути универсален. Наполняя меня своим содержимым, капельницы жадно всасывали обратно не только кровь, но что-то чрезвычайно важное, чему я пока не мог подобрать определения. Волю к жизни? Нет, это чересчур помпезно. Энергию? Скучно. А может, душу? Смешно.

Выдавливая из себя по капле раба, следите за тем, чтобы вслед за ним ненароком не выдавился и хозяин (ведь если есть раб, то у него должен быть хозяин, не так ли?). А то спохватитесь — ан нет, уже поздно, и даже шампанского некогда попросить.

* * *

Я назначил Лупетте свидание шестого октября в шесть часов вечера на Казанском мосту. Для полной инфернальности не хватало еще одной шестерки. С самого утра я волновался. Было непонятно, почему. Ну, девушка... Ну, красивая, пусть даже очень. Явно не дура, дур в Академию художеств не берут. Что еще? По правде говоря, я даже не совсем помнил, как она выглядит, ведь у редакции мы общались всего несколько минут. Спокойно, спокойно... Любви с первого взгляда нет и быть не может, и вообще я в эту хрень не верю. Просто девушка мне интересна, не более того. Она пишет замечательные письма, ну, это скорее профессиональное. Еще что-нибудь, а? Да пожалуй, ничего... А какие планы? Сходим в кафе какое-нибудь стильное, в «Саквояж» или в «Аллигатор»... Кто девушку ужинает, тот ее и танцует. С этим все ясно, что дальше? Ну что — дальше? Мы ведь не марсиане, да? Если все путем, будем вместе... Час, день, два, месяц-другой от силы. На большее меня не хватит, я же одиночка по жизни. И вообще, что это за внутреннее интервью такое? Похоже, с журналистками вредно знакомиться. Она меня, что ли, к этой рефлексии приучила? Я не такой, понятно? Не такой... Никаких планов на будущее, и точка. Может, она вообще не придет. А если придет, наверняка это будет единственное свидание. Одно дело в письмах чувства изливать, а другое — в реале. Но тогда зачем так нервничать? Не знаю... заткнись!

Я всегда очень осторожно переходил улицу, но тут чуть не попал под машину прямо на Невском проспекте. Все из-за этой чертовой рефлексии. Погрузившись в размышления, я рванул через дорогу сразу, как замигал cвeтoфop, и умудрился не заметить акулью тень шестисотого «мерседеса», летевшего на желтый. Возмущенный визг тормозов в долю секунды прервал мой внутренний монолог, заставив резко отшатнуться. В груди гулко застучало. Черное зеркало бокового стекла машины плавно поехало вниз, и на меня уставились блестящие скарабеи знакомых глаз. Я уже ожидал услышать мат, но не прозвучало ни слова. Человек за рулем словно сосканировал меня, поднял стекло, и чудо немецкого автомобилестроения замерло, тихо шипя в ожидании зеленого света прямо на пешеходном переходе.