Насилие.ру - Александр Дым Страница 10
Насилие.ру - Александр Дым читать онлайн бесплатно
В истории молодежных субкультур были случаи пострижения волос ножницами как форма межгруппового насилия. Можно вспомнить, как в конце 1980-х годов любера ловили и стригли на дискотеках хиппи и металлистов. Уже в середине 1990-х представители казанских молодежных банд, нашедшие временный приют в спец. ПТУ для несовершеннолетних правонарушителей под Петербургом, хвалились, как они «поймали одного панка, волосатого, от. рили, побрили.».
Опять перед нами насилие как формирующая практика. Пострижение волос фигурирует и как внутригрупповая практика, тоже формирующая тело, но здесь насилие не так очевидно, поскольку совершается над самим собой (но — заметим! — от имени группы, т. е. обладатель волос — только адресат и объект воздействия, а источник его — группа, общественное мнение, выраженное в виде эстетических предпочтений, моды или идеологической установки).
Семантика пострижения волос многообразна, но главные здесь два мотива: разрыв связей и ограничение свободы. Скинхеды бреют голову наголо, национал-большевики стригутся очень коротко, «если есть желание, оставьте еж волос надо лбом», — сказано в «Программных документах НБП». Самими нацболами эта стрижка интерпретируется как: знак отличия от прочей публики, «в противовес цивильным прическам демократов и длинным волосам леваков и анархистов», т. е. знак межгруппового барьера, разделения; и проявление «тоталитарного стиля» — подчинения партийной дисциплине, принятия порядка, в частности, в форме довольно радикального воздействия групповой нормы на форму своей прически и, подразумевается, вообще на свое тело. Таким образом, значение стрижки волос — ограничение свободы.
Видимо, не зря и новобранцев в армии подстригают наголо — ребята, на ближайшие два года тю-тю вашей свободе.
Волосная расправа как средство выяснения отношений характерна в большей степени для женщин, подростков и молодежных группировок. У мужиков в драках страдает их мужская гордость — борода, а вместе с нею и статус. Драть бороду в драке может быть опасно для обоих: «Чужую бороду рвать — свою потерять», — предостерегает пословица. «Не хватай за бороду: сорвешься — убьешься». Борода — знак и гордость семейного мужчины, отца, хозяина, которому, отметим, не пристало участвовать в драках наравне с молодежью, чтобы не потерять свой авторитет.
Наконец, рот и нос (сусалы, рыло), зубы и щеки в качестве объекта силового воздействия чаще всего фигурируют в связи с тематикой питания и распределения ресурсов: «Дали похлебку в три охлебка», «Испекли лепешку во всю щечку» и т. д. (В прессе упоминалось уголовное дело: в 1997 г. в Красном Селе солдату сломали кости носа за то, что он отказывался приносить старослужащим деньги и сигареты. В других случаях солдатам, нарушавшим правила пищевого поведения, насильно запихивали хлеб, иногда разрывая рот.)
Объект приложения насилия — рот как орган питания; цель — навязать «правильный» способ функционирования этого органа: яркий пример насилия, рассматриваемого как средство формирования «правильного» (с точки зрения групповой нормы) тела.
Заметим и подчеркнем, что культура наиболее подробно разрабатывает и регламентирует именно случаи, когда объектом насилия становится голова или ее части (лицо, волосы, рот, нос, щеки, глаза, уши). Смысл силовых воздействий в этом случае обычно состоит в том, чтобы «дать ума», т. е. имеет в основе интенцию социализации. Чаще всего насилие такого рода фигурирует в ситуациях посвящения, наказания или межгрупповых столкновений и обычно имеет целью «направление» и «исправление» тела, а не его ликвидацию (убийство). Учитывая опасность неосторожного убийства в результате ударов по голове, культура стремится предостеречь участников столкновений, вводя всяческие ограничения: проломленная голова, просто появление крови, «капающей» с головы на рубашку (обычно белую) — служит сигналом к прекращению драки или наказания.
В связи с темой убийства в дискурсе чаще фигурируют ранения в грудь — в душу, под девятое ребро, — обычно табуируемые в гораздо большей степени, чем удары по голове. В задиристых песнях «под драку» ранение в грудь упоминается как причина смерти; обычно его получает атаман.
Из нагана вылетала
Черная смородина
Атаману в грудь попала —
До свиданья, Родина.
Примечательно, что ранение в грудь наносят ножом или из револьвера, применение которых уже само по себе рассматривается как нарушение правил, которое ставит применившего их вне закона и социальной защиты:
Ногалики-кинжалики,
точеные ножи,
Довели меня кинжалики
до каменной стены [1].
Ранение в грудь рассматривается в связи с темой героической гибели в бою и, с другой стороны, бесчестия противника, что и мотивирует, собственно, героизацию погибшего. Сравните с этим случаи гибели от удара по голове, которые обычно описываются как результат случайности и неосторожности, а не героизм. То же самое относится и к нынешней практике заказных убийств с их контрольным выстрелом в голову: в этом случае смерть безлична, здесь нет героизма, убийца не сражается с жертвой, а буднично «работает». Ранение и удары в живот артикулируются не так часто — обычно в связи с темой мучительного, но не всегда смертельного повреждения. Более обычны упоминания «боков», которые в драке могут намять, отмочалить, настрочить и иным способом «обработать». Удары в живот рассматриваются скорее как нарушение правил боя, случайное или намеренное.
Классическое воплощение насилия в фольклоре — разбойники, главные обитатели чистого, но дикого поля. Их социальная организация (ватага, артель, партия, компания) воспроизводит структуру вышеописанной компании парней во время деревенских гуляний: атаман, товарищи, молодежь на вспомогательных ролях (провокаторы, разведчики, гонцы и проч.). Сходство дополняет вполне конкретная установка: демонстрируемая теми и другими враждебность женщине, детям и всей сфере воспроизводства.
В фольклоре о разбойниках упоминается обычай «первой встречи»: первого встреченного на пути человека разбойник обязательно должен убить, даже если это будет его родственник. Иначе он теряет разбойничью удачу, а вместе с нею и лихую свою голову. Когда молодая жена корит разбойника за то, что он убил ее брата с невесткою, тот отвечает ей:
Ох, глупая, молода жена,
Молода жена, неразумная!
Первая встреча не встречается,
Отцу и матери не спускается.
Тот же обычай упомянут и в другой песне — о девице-разбойнице. Она плачет-кается, что «в младых летах во разбой пошла», и вот как описывает начало своего лихого пути:
Лет пятнадцати стала души грабити.
Первая встреча — родной батюшка,
Вторая встреча — родная матушка.
Особенно подчеркивается, что этот обычай сильнее кровной связи и силы родства. Разбой предполагает готовность лишить жизни даже родную мать. Обычай «первой встречи» имеет свою параллель в культуре молодечества, т. е. традиционных способах инициации мужской молодежи. Местная печать начала XX в. фиксирует его проявления во время гуляний парней в деревнях Вологодской и Ярославской губ. В газете «Ярославские зарницы» за 1910 г. описан «обычай бить во время переходов из деревни в деревню первого встречного. Кидают жребий, а вынувший делается «героем дня»; он должен идти впереди и ударить первого, кто попадется. Если он струсит — самого изобьют..»
Жалоба
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.
Комментарии