На первом дыхании - Владимир Маканин Страница 10

— Я посижу с тобой до самолета.

— Посиди, — сказала она.

А мне до боли захотелось в Киев. Или в Новгород. И самолета захотелось. И еще какого-нибудь города, где я не был. Одичал в степях. Огрубел. Ну? что будем делать?.. Я сбегал в кассу и купил билет — на тот же рейс. Я не сказал княжне, не сообщил, сидел с ней рядышком, вот и все. Она очень удивилась, когда я пошел с ней до самого самолета. И тем более удивилась, когда я вошел внутрь (я приотстал и незаметно предъявил билет).

— Теперь разрешается провожать, — сказал я княжне, — как в поезде.

— А я не знала.

— С мая месяца.

Когда заревели моторы, она не на шутку испугалась.

— Иди, иди!

— Подожди, — говорил я. — Мы же еще не простились.

И я ее поцеловал. Очень нежно. Я подумал, что она ведь и гордая, и некрасивая — при таком сочетании сахара не поешь. Небось еще ни с кем не целовалась. И я готов был отдать ей душу. И ведь какая гордая. Княжна. Я хотел, чтобы ей было приятно. Я знал, что Галька меня поймет. Я только чуть прикоснулся к ней губами.

Самолет уже выруливал на дорожку.

— Иди! — А я сидел с ней рядом, не уходил. Я и просил у кассирши это самое место.

Когда самолет начал разбегаться, ей стало малость плохо, и пришлось попросить у стюардессы воды. Нам откупорили нарзан. Княжна вздохнула и приоткрыла глаза.

— Ты потрясающий парень, — шепнула она мне. Она так и осталась в неведении.

И нас уже принимал киевский аэропорт.

Она жила под Киевом. На каком-то химкомбинате — совсем не близко. Мы добрались электричкой. Потом с автобуса на автобус. Здесь было еще тепло — даже солнышко слегка грело. Я держался с Валей рыцарем. Помнил о своей любви. Такое со мной бывает.

Пока ждали проселочного автобуса, сами собой случались этакие искушающие минуты. Кругом были какие-то кусты. Кусты и деревья. Мы бродили.

— У меня в Брянске дядька. Надо будет заехать к нему обязательно, — машинально говорил я.

Мы шли в совершенном безлюдье, вдоль какого-то ручья. Мне хотелось ее поцеловать, но я сдерживался. Из-за своей некрасивости она была мне как сестренка — можно было бы, конечно, всласть нацеловаться, но она будет строить планы, думать обо мне, а ведь я не ее люблю.

Когда мы залезли в мелкую топь, я взял Валю на руки. Перенес. Правда, я упал и уронил ее. Но тут же опять взял на руки. Я сдерживался. Я старался думать о постороннем и ни в коем случае не увлечься ею. Тут главное — не посмотреть ей в глаза…

— Олег…

Она позвала еле слышным голосом:

— Олег…

Но я отвел глаза. И стал смотреть на верхушки деревьев. И конечно, опять ее уронил.

— Ты что? Нарочно, что ли? — взвилась она.

Я ее еле успокоил. Себе я на память здорово расшиб колено. Чтобы я взял ее на руки еще раз, она не захотела. Мы просто шли. Одной рукой я нес чемоданчик, а другой бережно обнимал ее за плечи.

— Тебе хорошо? — спрашивал я.

— Да.

Развязка наступила, когда мы пересаживались на тот автобус, который шел уже до самого химкомбината. Валя сказала, чтоб я не провожал ее дальше. Большое спасибо. И взяла свой чемоданчик.

— Почему не хочешь, чтобы я проводил до дома?

— У меня муж.

Это было несколько неожиданно. Во всяком случае, для меня это прозвучало свежо и ново. Но это было еще не все.

— Муж?.. Ну и что же, — вполне искренне сказал я. — Я ведь только донесу твой чемодан. Я обещал.

Но оказалось, что муж у Вали очень ревнив. Ужасно ревнив и подозрителен. Оказалось, что это ее третий муж. И, как сказала Валя, это для нее «еще не вечер». Потому что с ним она тоже жить не будет, уж очень ревнивый. Ошиблась, что поделаешь!..

Она стояла, гордо подняв голову, и улыбалась. Княжна. Я вдруг увидел, что она очень даже хороша собой.

— Эх, ты, — ласково пожурила она. — Упустил время! — Чмокнула меня в щеку и рассмеялась. И впрыгнула в автобус. И дверь за ней закрылась.

Автобус укатил. Я стоял на пыльном перекрестке и некоторое время чесал в затылке. Люблю таких. Потому что учат уму-разуму. Тихо и без нажима учат.

* * *

С этого пыльного перекрестка я отправился к дядьке в Брянск. Отправился быстро и даже с некоторым желанием его, то есть дядьку, увидеть. Но меня стало сносить в сторону. Как сносит ветром. Сначала с морячком Жорой я поехал в Николаев. Познакомился с ним я на вокзале и жил у него в Николаеве целых два дня. Из Николаева я твердо решил — теперь в Брянск. И отправился с каким-то пареньком на Кубань ловить щук.

Неделю меня носило и мотало. Я попросту не мог остановиться. Оголодал в степях — соскучился. По людям. По рекам. По городам. Ничто так не освежает, как незапрограммированное мотанье.

Наконец я добрался до Брянска. Чувствовал себя великолепно. Денег не было ни копейки. Я даже не заметил, куда они делись.

Еще два слова. Когда меня носило и мотало, я видел часовенку. Слегка разрушенную временем, но еще в теле. Опрятненькая такая — в ста шагах от перекрестка. Не знаю, что это была за часовня и в чью память. Тогда об этом не рассуждали так много. Я, конечно, постоял, вспомнил, что я уралец, — но и не больше. И птички чирикали. Вот и все.

Если птичек в счет не брать, то было тихо. Я стоял и просто смотрел на часовенку. А она смотрела на меня.